Хабарово было последним пунктом, откуда имелась возможность послать почту домой. Потому все участники экспедиции с лихорадочной поспешностью строчили прощальные письма — на этом заканчивалась всякая связь с родиной. Никакие известия уже не могли дойти до мира, пока «Фрам» сам не привезет сообщение о своей судьбе.
Почту взял с собой Тронтхейм.
Нансен сердечно благодарил русского охотника за услуги, оказанные экспедиции. От имени норвежского короля он вручил ему Большую золотую медаль с надписью: "В ознаменование полезной деятельности".
В том же году А. Тронтхейм опубликовал в газете "Тобольские губернские ведомости" свои впечатления о встрече с норвежским путешественником. Вот отрывок из этого любопытного рассказа, хорошо характеризующего Нансена и его отношения с экипажем "Фрама":
"Нансен совсем еще молодой человек высокого роста. Каждое его движение и слово говорят об энергии, силе воли и стойкости. Его обращение с подчиненными, подобранными молодец к молодцу, отличается задушевностью и любовью. По-видимому, это одна семья, соединенная одной идеей, страстно стремящаяся к ее осуществлению. Весь тяжелый, черный труд разделяется между экипажем поровну, и тут нет различия между простым рабочим-матросом, капитаном и самим начальником экспедиции, подающим всегда и во всем пример. Общий труд является связующим звеном всего экипажа.
…Большую часть дня во время стоянки экипаж проводит вместе. При общности труда все обязанности каждого члена экипажа распределены точно до мельчайших подробностей. Завтракают и обедают все вместе, прислуживая друг другу. Лица у всех здоровые и веселые. Непоколебимая уверенность главы экспедиции Нансена в счастливом исходе дела вселяет бодрость и уверенность всему экипажу".
Неподдельное восхищение чувствуется в этих словах. Демократические отношения, установившиеся между всеми участниками экспедиции, действительно были удивительно привлекательными. В том была несомненная заслуга Нансена.
МОРЕ… ЛЬДЫ…
Эй, смелее гляди, молодей,!
Ведь не всем же надеждам конец.
Бьёрнстьерне Бьёрнсон"Фрам" шел вдоль пустынного, унылого Ямала, Однажды, когда Нансен высадился на его плоский берег и нашел среди мшистых кочек какие-то мелкие цветущие растения, они показались ему пленительно красивыми в этой хмурой стране туманов.
Потом на пути начали встречаться ледяные поля, они становились все больших размеров и все труднопроходимее. Сильнейшие встречные течения тоже доставляли немало хлопот немногочисленному экипажу судна.
А как-то, возвращаясь в шлюпке после охоты на берегу, Нансен чуть было не погиб в борьбе с враждебной стихией. В шлюпке с ним было еще несколько охотников — все люди большой физической силы, превосходные гребцы. Тем не менее они не справлялись со стремительным потоком, будто решившим не пускать их обратно на борт корабля.
С «Фрама» выкинули буй, чтобы гибнущие люди могли с его помощью подтянуться к судну. Гребцы в шлюпке так наваливались на весла, что с каждым взмахом почти ложились на банки. Все же расстояние до буя сокращалось еле заметно.
Положение было почти безнадежным, однако Нансен не терял присутствия духа и как мог старался поддержать настроение своих товарищей.
— Вот осталось всего три длины шлюпки… две с половиной… еще минута, две, и мы спасены! Ну, братцы, теперь еще два-три сильных гребка и — конец!
Проходили минуты, гребцы делали бешеные взмахи веслами, но шлюпка все не добиралась до спасительного буя.
— Ну, нажмем еще немножко! — слышался ободряющий голос. — Ну же, ну! Идет дело хорошо! Уже мы близко… Не сдаваться! Держись! Ну, подналягте!
Слова ободрения имели успех — гребцы, хотя и были в совершенном изнеможении, приналегли на весла и, наконец, послышалось радостное:
— Готово, поймали!..
Вздох облегчения пронесся в шлюпке. Люди уже улыбались, когда снова послышалось:
— Шевелите, шевелите веслами, иначе буксир лопнет. Подгребайте, ребята!
То было безмерное испытание физических и моральных сил. Сохранилась запись Нансена, сделанная после всего пережитого в тот день. Поражает, сколько в этих простых строчках тепла и глубокого чувства.
"Живешь воспоминаниями. Когда я вижу сны, никогда мне не снится Ледовитое море; я вижу во сне только родину: иногда детство, иногда свой дом и ее, ту, которая стоит там и дает смысл всем переживаниям и всем мечтам. Нет, надо спать, спать. Это так необходимо. Я закрываю глаза и стараюсь ни о чем не думать, пытаюсь погрузиться в сон, но из тумана снова всплывают скалистый мыс, и мостки с легкой лодкой на привязи, и плоский берег, и сосны. А между деревьями она в светлом платье; большая соломенная шляпа защищает лицо от солнца; она заложила руки за спину и смотрит с грустной улыбкой на ярко-синее море. Потом поворачивается и подымается по откосу к дому. Большой черный пес, подняв голову, смотрит на нее преданным взглядом и идет за ней; она ласково треплет его по голове, наклоняется, что-то говорит ему. А навстречу кто-то идет из дому со смеющимся ребенком на руках. Она протягивает руки к малютке, подкидывает ее высоко кверху, и малютка радостно вскрикивает и хлопает в ладоши… Там жизнь, там родной дом и семья…"