Я сдержала вздох. Я так и думала.
— Занятия начинаются в следующий понедельник, — сказала она. — Ты уже тренировала футболистов по кросс-тренировкам, так что небольших изменений в твоих предыдущих режимах должно быть достаточно. Я также посмотрела твое летнее расписание и скорректировала его соответствующим образом. Есть еще вопросы?
Это был тонкий намек.
— Нет, — сказала я. — К понедельнику у меня будет готов окончательный план тренировок.
— Хорошо. — Лавиния вернулась к своим бумагам. — Спасибо, Скарлетт.
Ладно, это был явный намек.
Когда я вышла из ее кабинета, Карина уже ждала меня с сумкой в руке. Было шесть тридцать пять, что означало, что официально рабочий день закончился.
Она поморщилась, увидев меня.
— Так плохо?
Она могла читать мои выражения лучше, чем кто-либо другой.
— Я расскажу тебе об этом за выпивкой, — сказала я. — Мне это нужно. Очень нужно.
ГЛАВА 3
— Ставлю сто фунтов (прим. ~ 13000 руб.) на то, что ты или Дюбуа ударите друг друга до конца месяца, — заявил Адиль. — Уилсон, ты принимаешь это пари?
— Абсолютно нет, — сухо сказал Ноа. — Оставьте меня в стороне с вашими ставками. Они никогда не заканчиваются хорошо.
— Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, и мне обидно, что ты так меня провожаешь на лето. — Адиль схватился за грудь. — Когда я буду лететь домой, я вспомню твои слова. Они будут ранить.
— Хорошо. Может, в следующем сезоне ты перестанешь мутить дерьмо.
— Разве так разговаривают с товарищем по команде? Какой пример ты подаешь своей дочери?
— Да, так, и моей дочери здесь нет, — сказал Ноа.
Я покачал головой.
Ноа, Адиль и я были в «Разъяренном кабане», нашем любимом пабе, на последней встрече перед их отлетом домой в США и Марокко, соответственно. Это было на следующий день после нашего катастрофического поражения с «Холчестером», но они уже слышали всё о том, как тренер заставил Винсента и меня тренироваться вместе летом.
Я пригласил их, надеясь на сочувствие и отвлечение, но я должен был знать лучше. Адиль считал мою ситуацию смешной, а Ноа держался, как скала.
Придурки.
— Я закажу нам еще по одной порции, — сказал я. — Сейчас вернусь.
Адиль перешел к подколам Ноа по поводу его несуществующей личной жизни, а Ноа был слишком занят, игнорируя его, чтобы сделать что-то большее, чем кивнуть в ответ на мои слова.
Я направился к бару. Я получил несколько сердитых взглядов и ехидных ворчаний, но никто открыто не подталкивал к конфронтации.
Футболисты не зря любили «Разъяренного кабана», где подавали крепкие напитки, дешевую еду и никакой ерунды. Там была строгая политика: никаких камер, никаких автографов и никаких драк, которую обеспечивали вышибалы-тройняшки размером с горы и самый подлый владелец по эту сторону Темзы.
Последнего человека, нарушившего его правила, вышвырнули за задницу (в буквальном смысле) и забанили пожизненно.
Я сделал заказ в баре и оглядел паб. Группа женщин откровенно пялилась на меня из угла и хихикали друг другу в ладошки, пока проходившая мимо пара невольно оглянулась. Девушка открыла рот, но не успела ничего сказать, как ее парень утащил ее и бросил на меня через плечо взгляд полный презрения.
Я воспринял все это спокойно. Взгляды и шепоты пришли вместе с территорией, и, по крайней мере, здесь не было папарацци, которые надеялись заставить меня сделать ошибку.
— Вот, пожалуйста. — Мак, владелец, протолкнул через стойку две пинты (для меня и Ноа) и одну колу (для Адиля). — В этот раз, черт возьми, не пролей.
— Да ладно, Мак, ты все еще злишься из-за прошлой недели? Мы на самом деле не сломали музыкальный автомат.
«Разъяренный кабан» был одним из немногих пабов, где имелся музыкальный автомат, и Мак этим очень гордился.
Он уставился на меня, его седое лицо исказила гримаса. Ему было наплевать на знаменитостей, и он был готов выругать кинозвезду так же, как и среднестатистического парня. Вот почему мы его любили.
Я ухмыльнулся.
— Не разливать. Понял.
Я удержал три стакана обеими руками, повернулся и тут же вылил содержимое одного из них на человека позади меня.
В свою защиту могу сказать, что ее не было там секунду назад, и она стояла так близко, что я не смог бы вовремя увернуться от нее, если бы у меня не было глаз на затылке.
— Господи Иисусе! — взорвался Мак позади меня, в то время как девушка разразилась целой серией ругательств, достаточно красочных, чтобы заставить покраснеть даже моряка.