Пришёл "Борменталь" с Анечкой. Померил давление, потрогал лоб, поправил свой галстук. Сказал интонацией бородатого "Евсигнеева": "Идёте на поправку, юноша." И отбыл продолжать обход больных и выздоравливающих.
А я снова думу думаю.
Я же по-латышски не в зуб ногой. А родня? А товарищи по бывшей команде? Это полная задница. Нужно гнуть свою линию - не помню ничего. Чувствую ждут меня охренительные встречи с прошлым...
Пробовал читать Каверина "Два капитана". На обложке потёртой книги самолет и корабль. В юности читал и перечитывал, а сейчас - не в тему. Думаю, как найти выход ...
А собственно что это я так переживаю. Ну - не помню, и что? Из команды конечно попрут. Кому я болезный нужен. А с другой стороны - руки-ноги целы. До весны продержусь в подсобниках где-нибудь. А там - в Ленинград, где знаком каждый переулок и куча друзей и подруг. Из прошлого. Ничего, снова познакомлюсь. На работу устроюсь. В институт на тренера поступлю. Эх, жизнь моя жестянка!!!
8 января 1950 года.
В палате реально холодно. С меня, наверное поэтому, спортивный костюм не сняли. Лежу, читаю газеты под завывания ветра за окном. Отфильтровав передовицы и пропаганду про жить стало лучше, жить стало веселей, понял, что читать особо нечего. Пошёл в курилку, хоть и не курю. Или курю?
Надо у Анечки спросить были ли в передаче сигареты? Или сейчас папиросы в ходу?
-А кто это у нас такой красивый? - лыбится мне чубатый паренёк.
Я вспоминаю про свой найоденный лоб, протягиваю руку:
- Харий.
- Харя? - снова гогочет Чуб, и протягивает руку :
- Иван.
Второй (постарше), оторвав от губ приклеившуюся папиросу,:
- Владимир Петрович.
- Ты как сюда? - выпуская дым, интересуется Ваня.
- Стреляли,- на автомате шучу я.
- В смысле по воротам шайбой.- уточняю, увидев непонимающие физиономии.
- Хоккеист что ли?
- Ну, типа того.
- За кого играешь?
- "ВВС". Вратарь.
И вижу, как сидящие вразвалочку, сели выполнив команду "Смирно".
- А звание? - интересуется Владимир Петрович.
- Я вольнонаёмный.
Мужчины немного расслабились. Ваня, улыбаясь и толкая соседа:
- А знаешь, Петрович, как чужие болельщики "ВВС" расшифровывают?
-"?"
- "Взяли Весь Спартак" - Ваня заржал, а Петрович погрозил пальцем-мол, поосторожнее...
Но, Чуб не унимался:
- Петрович, ты какой рукой жопу вытираешь - правой или левой?
- Правой.
- А я - бумажкой - ухахатывается хлопец.
Подошёл ещё один больной. Поздоровались. Тот закурив сигарету, рассказывает:
- Надысь сон приснился про войну. Идём мы значится в разведку. За языком. Рядом с фрицевской кухней улеглись у дорожки, может кто до ветру выйдет. Ждём. Идут гансы по тропинке. Человек десять. Автоматами по кустам водят. И тут кто-то рядом со мной, как пёрднет. Ну, думаю, кранты. Сейчас решето сделают. И тут вдруг запах пошёл. Глаза открываю. А сосед мой с койки встаёт и говорит:
- Что-то меня с гороха пучит...
Поржали. Тут Петрович решил выступить:
- Я вам други мои не байку расскажу, а самделишную историю. Служил я борт-стрелком на бомбере. Пе-2УТ получили из 18-го запасного авиаполка. Техники, делая из учебного самолёта боевой, раскурочили и убрали тонкие перегородки между кабинами. Пулемёт мне поставили. Я, значит, стрелком сзади, а впереди пилотом и штурманом у меня - две девахи. Надя Федутенко - поздоровее и постарше и Тоня Зубкова - маленькая, симпатичная.
- Ты поди вдувал обеим? - опять ржёт "Чуб".
- Какой там. Они же офицерши. С пистолетами. Нервные. Могут и пристрелить влёгкую. Не первый год воюют...- поучает молодого Петрович , закуривает новую и продолжает:
- Отбомбились, значит разворачиваемся. И тут прилетело нам. Прямо в кабину. Дымища. Надька орёт как резанная : "Бери штурвал". А Тоня маленькая не может её из кресла вытащить. А падаем уже. Ну, думаю ё... мся - костей не соберут. Бросаю свой пулемёт и лезу помогать. Через пустую кабину инструктора кое-как пробрался . Ухватился двумя руками сзади через кресло и лётчицу за сиськи поднять пытаюсь. Мясистые такие. (приподнимает как бы два арбуза своими ладонями). Надька хрипит: "Оторвёшь, зараза!", и теряет сознание. А я думаю: "Хоть подержусь, напоследок." Ну, с божьей помощью стащили. Зубок плачет за штурвалом, но самолёт ведёт. Надька вся в кровище под ногами валяется. Кое-как сели. Тоня поседела потом. Ей года 23 было. А ты про горох... (фото Антонины Зубковой в Дополнительных материалах).
Вот это травматический шок! Не то, что у меня.