– Я не боюсь!
– Тогда ты храбрее меня. Если мы назвали причину страха, то теперь не можем сделать вид, будто его не существует.
Джеффри продолжал хмуриться, но замолчал.
– И что с того, что Медичи не выполнили свой долг? – спросила Гвен. – Мы-то все равно обязаны его выполнить.
– Верно, – согласился Род.
– Тогда чем быстрее мы за это примемся, тем лучше.
– О, так далеко я бы не заходил. Предпочитаю первую встречу организовать при дневном свете. Гвен повернулась к мужу.
– Откладывание не поможет, милорд.
– Конечно, нет, но я буду себя лучше чувствовать.
Гвен нетерпеливо мотнула головой.
– Неужели ты так устал в пути, что не выдержишь схватки?
– Ну, раз уж ты об этом заговорила – да. Вернее, я бы выдержал, если бы пришлось, но никакой полководец не поведет усталую армию в бой, если у него имеется другой вариант. И к тому же у меня есть еще одна причина.
– Какая?
– Я боюсь.
– Ты трусишь, отец? – завопил Джеффри. – Не может быть!
– Трушу, – Род отвернулся, подобрал упавшую ветку и принялся выметать участок для разбивки лагеря. – И войду в эти руины только при свете солнца.
Джеффри ошеломленно смотрел на него, потом повернулся к Гвендолен:
– Мама! Наш папа не мог стать трусом!
Гвен покачала головой, не отрывая взгляда от мужа.
Какое-то время Джеффри недоверчиво смотрел на отца, потом обратился к Фессу и повторил:
– Не может быть! Ты, который знаешь его дольше нас всех, который вырастил его с колыбели, скажи мне! Признавался ли хоть раз мой отец в том, что боится?
– Часто и регулярно, Джеффри, и правильно делал. Только глупец не сознается в том, что боится. Мудрый человек признается в том, что боится, пусть только перед самим собой, но потом побеждает страх.
Будущий герой, нахмурившись, задумался.
– В твоих словах есть смысл...
– Тот, кто отрицает страх, даже перед самим собой, лжет, – заверил его Фесс, – а страх, в котором не признались, может проявиться в решающий момент и обезоружить в битве.
Магнус внимательно слушал.
– Никогда не бойся признаться, что боишься, Джеффри, – продолжал Фесс, – но не позволяй страху удерживать тебя от активных действий.
– Но отца он удерживает! Прямо сейчас!
– Правда, и это для него нетипично, – согласился робот. – Может быть, ты спросишь родителя, почему он так поступает? Тем более, что он делает это так открыто.
Джеффри посмотрел на него, потом повернулся к отцу.
– Ты лжешь!
Магнус тоже повернулся, хотя и не так стремительно.
– Нет, – спокойно ответил Род, – я определенно боюсь этого замка.
Джеффри задрал подбородок.
– Но не настолько боишься, чтобы не разбивать лагерь в тени его стен.
– Ты заметил это... Джеффри поморщился.
– Прошу тебя, не будь со мной таким жестоким! Объясни, почему ты колеблешься.
Род взглянул на мальчика. Джеффри заерзал под взглядом отца, но продолжал держаться гоголем.
Магнус негромко сказал:
– Имеешь ли ты право услышать, брат, если утратил веру в него?
Джеффри, казалось, слегка расслабился.
– Не утратил. Правда. Я только хочу узнать причину, чтобы сохранить веру.
Род продолжал смотреть на усомнившегося в нем сына.
Наконец Джеффри опустил голову.
– Прошу прощения, сэр, в том, что усомнился в тебе.
– Ну, конечно, – отозвался Род. – Спрашивай, что хочешь, сын, хотя ответ может тебе не понравиться. Но, пожалуйста, не сомневайся в отце. Я этого не заслужил.
– Да, не заслужил, – задумчиво проговорила Гвен. – Но ты мог бы быть более открытым с нами, супруг.
– Я сказал бы больше, если бы мог подобрать слова. Но нужно несколько минут, чтобы сформулировать, что меня тревожит. Скажу пока просто: я не люблю сюрпризы.
– Ага! – облегченно воскликнул Джеффри. – Ты сам нам не раз говорил: не зная броду – не суйся в воду!
Род кивнул.
– Но мне потребовалось на это несколько минут, потому что перед нами не армия. Поэтому я и сказал, что боюсь. Эмоции – хорошая причина, и если я не могу понять, чего именно опасаюсь, разумно задержаться. Особенно, если есть возможность.
– Твои слова мудры, супруг мой, – кивнула Гвен. – Проведем ночь здесь, а утром узнаем, что сможем, – она повернулась к Корделии, которая внимательно слушала и делала в памяти зарубки на будущее. – Пойдем, дочь. Приготовим еду и позаботимся о ночлеге.
– Вы слышали, что сказала мама, мальчики, – подхватил Род. – Разбивайте лагерь.
Огонь костра под треножником с котлом и запах горячей пищи значительно улучшили настроение семьи. Отблески костра плясали на голове Фесса и на семейной палатке, которая с годами увеличивалась, пока не превратилась в небольшой павильон.
– С чего мы начнем разведку этого замка, папа? – спросил Магнус.
– Ну, твоя мама и я немного уже знаем о нем, сын.
Гвен кивнула.
– Он достаточно близко от Раннимеда, и до нас все эти годы доходили слухи.
– Но ведь это были сплетни, – возразил Грегори.
Гвен снова кивнула.
– И потому наверняка ошибочны. Но в любом слухе кроется зерно правды.
– И что говорит этот Слух? – спросила Корделия.
– Во-первых, – ответил Род, – мы знаем, что замок называется Фокскорт. Мы можем считать это фактом, потому что именно так называл эти руины король Туан, когда даровал мне их.
– “Даровал” означает “обременил”, папа?
Род едва не подавился похлебкой. Вытер рот и глаза и сказал:
– Только в данном случае, Делия. Обычно это означает, что король разрешает рыцарю здесь жить и пользоваться доходом с земли. Все равно, что получаешь титул и землю в награду за верную службу короне.
– Но земля по-прежнему принадлежит короне? – спросил Магнус.
– Теоретически да, но с практической точки зрения она принадлежит рыцарю, которому пожалована, и его наследникам.
– Что значит “пожалована”? – поинтересовался Джеффри.
– Дарована.
– Ага, – Джеффри озадаченно поморгал, – В нашем языке много слов, которые имеют почти одинаковое значение, – объяснила Гвен. – Хотя в разных случаях употребляется то одно, то другое. Поэтому использование слова в нужном смысле становится искусством. Это искусство носит название риторики.
– И не дается тем, кто считает его наукой, – добавил Род. – Итак, нам дарованы замок и десять квадратных миль окружающей территории, теперь это наше владение, хотим мы этого или нет. И если какой-то злобный призрак оспаривает наше право, нам лучше позаботиться о нем раз и навсегда.