– Нужно осмотреть все. Пошли.
Всего в подвале обнаружилось шесть открытых дверей. В одном каземате он нашел остатки сгнивших стрел, в другом – истлевшие бочки, и так далее.
Но вот факел осветил очередную дверь.
Род остановился, потом решительно шагнул вперед, и сердце у него в груди забилось вновь, словно желая выпрыгнуть из горла.
Дверь была декорирована железной решеткой, примерно в квадратный фут площадью. Род просунул сквозь нее факел, но увидел только пустые кандалы. Со вздохом облегчения он выдернул факел.
– Пусто, Род?
– Да, хвала небу. Пошли.
Наконец в тусклом свете показались две последние двери.
– Должно быть, где-то здесь проходит крепостная стена.
Несмотря на освещение, ощущение зла усилилось. Род всмотрелся в решетку на левой двери. Стиснул зубы.
– Что ты видишь? – спросил Фесс.
– Узнаю несколько предметов, – ответил Род. – Какая-то стойка. И еще я уверен, что похожая на стоячий гроб штука – железная дева.
– Комната пыток.
– Запрещаю сюда водить детей, особенно Магнуса, – Род отвернулся. – Пошли назад.
– Но ты не осмотрел последнее помещение, Род.
– И не собираюсь. Во всяком случае до обеда. Я совершенно уверен в том, что в нем найду.
– И что же, Род?
– Скажем так. Если у тебя есть комната пыток, то материал нужно держать под рукой. И яблоки не единственное, из чего получаются мумии.
После обеда семья дружно продолжила уборку. Гвен и дети работали в большом зале, а Род занялся подвалом. Он оказался прав насчет последнего помещения. И хоть останкам исполнилось двести лет, он осторожно закутал их в древнее одеяло и уложил на седло Фесса для последнего пути. На склоне холма под замком выкопал могилу и опустил в нее одеяло. И когда начал забрасывать землей, Фесс сказал:
– Наверное, покойник был христианином.
– Покойница, как мне кажется.
– Какие у тебя доказательства? – Удивился робот. – После стольких лет не осталось ни клочка одежды.
– Да, ни клочка, но если скелет принадлежал мужчине, то у него был необычайно широкий таз.
А что касается религии, ты, вероятно, прав, и я попрошу отца Бокилву в следующий раз приехать сюда с нами и совершить похоронный обряд.
– Я бы хотел, чтобы ты сейчас сказал несколько слов, Род.
Род удивленно посмотрел на лошадиную голову.
– Странно. Ты так сентиментально относишься к человеку, которого никогда не знал.
– Мне это нравится, сентиментально относиться к людям, которых я не знал, – задумчиво произнес конь.
Что ж, единственное, чего робот никогда не совершал, так это поступки без причины. Род не стал расспрашивать дальше, просто последовал совету и прочел то, что помнил из двадцать третьего псалма, добавил несколько фраз из Экклезиаста и закончил строчкой из Dies Irae [католическое песнопение, в котором изображается страшный суд]. Наконец попросил вечного успокоения и света для души, обитавшей в жалких останках, и начал закапывать могилу.
На обратном пути он спросил:
– Существует какие-то особые причины, почему ты этого захотел?
– Да, Род. Я хотел, чтобы дух несчастного или несчастной наконец обрел покой. Род нахмурился.
– Но ты ведь не считаешь, что дух может явиться к нам ночью?
– Я не стал бы объявлять невозможным что либо на Греймари, – медленно ответил Фесс.
Род прошел по мосту, осторожно перешагивая через провалившиеся доски, пересек двор и вошел в крепость.
Его ожидал приятный сюрприз. Он не мог поверить, что перед ним тот же самый зал. Нигде ни следа грязи, и Грегори как раз заканчивал сметать последнюю паутину в левом верхнем углу. Он висел в воздухе у самого потолка. Аккуратно свернутые спальные мешки лежали на грудах свежих сосновых веток, а Корделия расставляла чашки и тарелки на скатерти для пикников. Магнус, Джеффри и Грегори наносили к очагу кучу дров. А их мать стояла у большого очага и пробовала что-то из котелка. Лицо ее разрумянилось от пламени. Она недовольно наморщила нос, закрыла котелок крышкой и снова сунула его в огонь.
– Поразительно! И все это всего за два часа? – но Род тут же сам ответил на свой вопрос. – Нет, конечно, что это со мной? В такой ситуации как раз хорошо пользоваться волшебством, верно?
– О, нет, папа. – возразил Грегори, широко раскрыв глаза. – Мы не хотели будить обитающего здесь духа.
– Но как же тогда вы это сделали?
– Хорошей тяжелой работой, – чуть резковато ответила Гвен, – хотя готова признаться, что быстрей было просто подумать об этом мусоре и заставить его вылететь в окна. Но оставалось еще подмести и вымыть полы, и твои дети хорошо поработали.
– Как и их мама, я уверен, – Род подошел и сел у огня. – Ты заставляешь меня чувствовать, что я не выполнил свою долю.
Гвен содрогнулась.
– Нет. Я думаю, то, что ты сделал, никто из нас не захотел бы делать. Но если понадобилось бы, я пошла бы с тобой.
– Тебе не стоило на это смотреть, – ответил Род, – и мне было достаточно общества Фесса.
– Само собой, – Корделия подняла голову. – У него большой опыт в разгадывании сюрпризов подобных замков.
– Не в том смысле, в каком ты думаешь, Корделия, – отозвался Фесс. – Однако, как управляющий строительными роботами, которые создавали последовательно все части замка д'Армандов, я приобрел опыт в сооружении и починке замков.
– Еще бы! Только подумать, что заставлял тебя делать виконт Рутвен! Но почему у него были такие странные манеры?
Фесс промолчал. Пришлось объяснять Роду.
– Это называется инбридинг, Корделия, или кровосмешение. И так как подобное обвинение можно рассматривать как оскорбление рода, Фесс вынужден промолчать.
– Даже если я задам ему прямой вопрос?
– Да. Он просто отошлет тебя ко мне. Считай, что ты уже спросила, – он повернулся к Фессу. – Объясни им, что такое инбридинг.
Фесс испустил белый шум – свой аналог вздоха.
– Он происходит, когда близкие родственники порождают общего ребенка, Корделия.
– Ты говоришь о законе, по которому двоюродные братья и сестры не могут вступать в брак?
– Да. Не стоит это делать и троюродным. О, не пойми меня превратно. Такие браки иногда случаются и не обязательно приводят к плохим результатам. Но если двоюродные братья и сестры вступают в брак в течение трех-четырех поколений, скорее всего возникнут проблемы.