Младшие Гэллоугласы обменялись взглядами. Это могло означать: хорошая мысль, надо над ней задуматься. Или же: папа опять дурачится.
– Неважно, как бедняжку разбудили, – Магнус отмахнулся от вопроса, и сердце Рода дрогнуло: если мальчик смог оставить этот вопрос, значит, он уже отказался от попыток его разрешения. – Почему она хочет, чтобы я ушел, а не просит о помощи, как раньше?
– Не думаю, чтобы она просила о помощи именно тебя, – Род задумчиво потер переносицу. – Более вероятно, это повторение какой-то сцены из ее жизни.
– А тебя она просила уйти, – добавила Гвен, – потому что хотела скрыть свой позор от мира.
– Какой позор? Гвен развела руки.
– Пока это неизвестно. Но если девушку глубоко обидели, она часто хочет побыть одна, пока рана в сердце не заживет.
– Определенно, – подтвердил Род, – и это касается не только женщин. Мужчине тоже требуется много времени, чтобы залечить раны.
Магнус свел брови:
– Ты высказываешь предположение, отец, или знаешь наверняка?
– Неважно, – ответил Род, – потому что главный вопрос – не кто разбудил ее, а как помочь ей снова обрести покой.
Магнус задумался:
– Да... меня это преследует...
– Тогда мы должны сначала узнать, почему она несчастна, – подытожил Грегори.
– Возвращаемся к тому, с чего начали, – Род печально улыбнулся. – Итак, даю славному воинству вводную: завтра обыщем замок и окружающую местность и посмотрим, не найдется ли ответ. А сегодня мы вряд ли еще что-нибудь сделаем толковое, – Верховный Чародей поднял руку, останавливая возражения Магнуса. – Ты устал, сын, и больше не можешь воспринимать окружающее четко и ясно. А из всех нас у тебя самый сильный дар психометрии. К тому же мы устали и нам всем не мешает отдохнуть. Давайте ложиться спать, – и он направился к своему матрацу, подавая пример, достойный подражания.
Гвен мягко улыбнулась детям и присоединилась к мужу.
Дети неохотно последовали почину родителей и вскоре уже молча лежали при свете очага.
– Может быть, – сказала наконец Корделия, – нам вообще не нужно вмешиваться в это дело?
– Нет, мы должны вмешаться! – громко возразил Магнус.
– Потише, потише, сын, – откликнулась Гвен. – Не думаю, что мы своим вмешательством усугубили положение несчастной девушки, Корделия, а вот помочь ей обязаны попытаться. Кроме того, в этом благом деле у нас есть и свой интерес.
Джеффри оторвал голову от подушки:
– Какой?
– Я не намерена жить в доме, в котором по ночам бродят призраки и тревожат наш сон, – решительно заявила Гвен. – Терпеть не могу посторонних в тот час, когда мое измученное дневными заботами тело намерено отдохнуть.
– Отличный довод, – согласился Род. – Но ты права вот в чем, Корделия: если бы это не задевало нас, нам следовало бы в первую голову заниматься своими делами.
– Нет, даже тогда из простой человечности нужно было бы попытаться облегчить горе несчастной девушки! – воскликнула Корделия.
– Но ведь ты сама говорила, что нам нужно отступиться и не тревожить призраков в их вотчине. Ну, поскольку все согласны утихомирить разбушевавшихся фантомов, завтра поутру обсудим способы и средства. А сейчас всем спать! – и Род плотнее завернулся в одеяло.
Магнус лежал неподвижно и молчал.
Постепенно в зале стихло.
Треснула ветка в очаге.
Корделия металась, не в силах уснуть. Тихое ровное дыхание братьев и матери и негромкое сопение отца говорили девочке, что она одна не спит.
Это испугало ее. Послышался легкий звук где-то в большой комнате, девочка подняла голову и посмотрела широко раскрытыми глазами. Сердце ее сильно забилось.
Она по-прежнему видела спящих родителей и братьев и силуэт большой черной лошади, стоящей рядом на страже. В глазах робота отражался огонь очага. Фесс никогда не спит.
Корделия почувствовала облегчение: она не одинока в своем бодрствовании. Очень тихо девочка выскользнула из постели и босиком прошлепала к роботу. Фесс поднял голову при ее приближении.
– Лежи спокойно, Корделия. Сон придет. Если не сразу, то чуть погодя.
– Я хочу поговорить с тобой, – она вплела пальцы в его гриву.
– Твои чары ничего тебе не дадут, Корделия: я сделан из металла.
– Когда вырасту, буду испытывать на прочность мужчин. Вряд ли их плоть составит конкуренцию твоему металлу, – Корделия слегка улыбнулась собственной шутке. – Поговори со мной, чтобы я смогла уснуть.
– Неужели я такой скучный собеседник? Нет, не отвечай. Скажи, о чем ты хочешь поговорить.
Она ничего не ответила, только продолжала заплетать гриву.
– О любви, конечно, – со вздохом сказал Фесс. – Ведь в конце концов ты уже молодая девушка.
– Да... Ты помнишь, как вел себя папа, когда становился мужчиной? Был ли он таким, как Магнус сегодня вечером?
– Корделия! – укоризненно произнес Фесс. – Я уже говорил тебе, что дела твоего отца конфиденциальны, и только он один может о них рассказывать.
– Ты даже не знаешь, когда его впервые поразил пухлый лучник?
– Ты имеешь в виду озорного мальчугана по имени Амур?
– А что, есть и другие? – лукаво улыбнулась Корделия.
– Откуда мне знать, если я всего лишь металлический предмет и никаких чувств не испытываю? Как мне узнать, что я имею дело с романтическими чувствами, именуемыми людьми любовью?
– Ты можешь узнать ее по внешним признакам.
– Если человек владеет собой, эти признаки можно скрыть. Скажу тебе только одно: когда люди скрывают признаки любви, они сами перестают ясно сознавать, что влюблены.
Корделия задумчиво смотрела на него:
– А это ты откуда знаешь?
– Я пятьсот лет изучаю людей, Корделия. Уж в чем-чем, а во взаимоотношениях двуногих прямоходящих приматов как-нибудь разбираюсь. А теперь иди и подумай об этом.
Она улыбнулась, заинтересовавшись.
– Хорошо. Я знала, что ты найдешь средство от бессонницы, добрый Фесс, – и она вернулась к своему одеялу.
Конечно, Фесс распознавал признаки влюбленности с первого взгляда и помнил, как юного Родни д'Арманда сильно беспокоило, что с ним никогда ничего подобного не происходило. Но, глядя на красавиц Максимы, Фесс прекрасно понимал и причину этого. И потому не удивился, что едва оставив дом, Род моментально влюбился в первую же смазливую девчонку. Робот помнил эти события с той ясностью, которую может дать только разница электрических потенциалов. Тогда радость и боль Рода проявились так отчетливо, что Фесс радовался отсутствию у себя эмоций. Достаточно было с него эмоций Рода. О, да, он помнил...