Неизвестно, сколько парень просидел на горшке бестолковым истуканом, пока в двери аккуратно не постучал лакей:
- Господин Герман, с вами всё в порядке?
«Нет, со мной всё не в порядке.» – хотелось ответить ему. Но с уходящей головной болью на парня навалилась необоримая вязкая сонливость.
- Господин Герман, вам следует полежать. Я войду? – в голосе дядьки нарастала тревога. Он открыл дверь, подхватил совсем размякшего молодого человека под плечо и практически на себе доволок до кровати.
Последним сознательным движением Герман зачем-то подхватил лежавший возле подушки брелок, сжал в кулаке и выключился.
В следующий раз он проснулся уже ближе к вечеру. В комнате наблюдалась идеальная чистота, воздух был прохладен и свеж, мягко светил торшер, за окном стрекотали кузнечики…
Парень почти пришёл в себя. Но слабость и некоторая, как бы это выразиться, вялость в теле остались. Ему не хотелось шуметь, устраивать разборки и даже просто подниматься с кровати. Однако, разум требовал прояснения ситуации. Герман привык всегда знать, что происходит в его жизни. А значит, следовало встать и получить всю необходимую информацию. Только тихо, не слишком привлекая внимание. Для начала просто раздобыть полезные сведения. А потом уже учинять громкие разбирательства.
Герман, вероятно, всё-таки не вполне очухался. Ибо в коридор, беззвучно приоткрыв дверь, он двинул прямо в странной ночной пижамке.
За пределами комнаты было тихо и сумрачно. Пара настенных бра слабо освещали всё тот же древний антураж. Рискуя нарваться на недовольство какого-нибудь посетителя, Герман поскрёбся в соседний «номер». Тишина. Постучал громче – ноль реакции. Приоткрыл дверь – пусто. То же самое почти во всех остальных. За исключением дальней комнаты. Нет, в ней тоже никого не обнаружилось, но она явно была обжита. Горел торшер, а на кресле небрежной кучей валялись мужские вещи. И тоже старинного образца.
Парень решил потихоньку спуститься по широченной лестнице, устланной мягкими дорожками. Что, кстати, очень даже способствовало сохранению его инкогнито. Ступеньки привели его в просторный холл с большими мраморными колоннами. Негромко скрипнула близкая дверь, в коридор упал столб света. И Герман едва успел юркнуть за колонну, чтобы не попасть на глаза торопливо семенящей девушке в костюме горничной с пустым подносом в руках.
Спрятаться Герман, кстати, догадался вовсе не от робости или неожиданности. Ведь его целью и было найти кого-нибудь вменяемого и задать животрепещущие вопросы. Просто именно в данный момент до него, собственно, дошло, что он, простите, выперся на люди в неглиже.
Первым порывом было рвануть обратно в номер, найти одежду, затем уже вернуться в приличном виде и вытрясти из кого-нибудь душу. Тем более что из-за приоткрытой двери доносились голоса, и претендентов на экзекуцию по извлечению истины появилось, хоть отбавляй. Но, едва он развернулся, чтобы осуществить свои грозные намерения, как до ушей его донёсся странный разговор. Более, чем странный…
14
- И всё же, меня весьма беспокоит состояние здоровья господина Германа. – прозвучал довольно молодой, однако, о-очень властный женский голос.
- Оу, госпожа Оливия, не стоит волноваться. Уверяю вас, мой брат банальнейше простыл. Вчерашний мальчишник у Его Высочества принца Марка не прошёл для него бесследно. Герман слишком самонадеянно позволил себе выходить на воздух без плаща. А ночи нынче всё ещё прохладны. Его недомогание – всего лишь расплата за неосмотрительность. – это разливался журчащим тенором какой-то молодой человек.
- Довольно легкомысленный поступок. – брюзгливо продребезжала явно возрастная дама.
- Люция, дорогая, не будь к мальчику строга. Всё это – безрассудство молодости. А юность – недостаток, который бы-ыстро проходит. Граф вскорости остепенится и будет лучшим супругом для нашей дочери. – прогудел густой баритон…
Вот тут Германа буквально «накрыло».
Почти не чувствуя реальности, не встретив никого на пути, ошарашенный парень, нисколько не скрываясь, побрёл в свою комнату.
А, нет, встретил. Ну как… почти натолкнулся на ту самую девушку в белом переднике. Только поднос в её руках теперь был уже полным. А Герману было абсолютно наплевать, в неглиже он перед ней или в глиже.
- Ваше сиятельство, что же вы?.. – голос у горничной оказался мелодичным и ласковым.