-Пора и своим умом жить.
-Мы, гызылбаши, возвели его на престол.
-Пусть вспомним, как правили его отец... его дед...
-Ладно, - хозяин дома, доводившийся близкой родней шаху, подвел итог.
-Я пойду к шахиншаху и сообщу о желании эмиров увидеться с ним.
Добронравному Мусеиб-ханеу все доверяли. Раньше он не вмешивался в свары между двором и вотчинами. Но и его возмутило самоуправство и бесчинство шахбану. До него дошли слухи и о том, что между Хейраниса-бейим и недавно убитым Адилем Гиреем якобы существовали амурные отношения. Мусеиб=хан, как человек обстоятельный и рассудительный, не был склонен верить подобным сплетням, хотя и не питал особой приязни к шахбану. Знал, что она отважна, честолюбива, крута, но чтобы пасть до измены... Однако последние ее деяния, явное желание взять бразды правления в свои руки, подковерные игры и закулисные наущения, жертвой которых пали безвинные люди, переполнили чашу терпения. Итак, гызылбашские эмиры пришли к единому мнению. Быть может, впервые. И решили действовать сообща.
В их намерения входило и отстранение от дворца суннитов, инородцев. Свои счеты они могли отложить на потом. Надо было сперва убрать с дороги Мехти-Улия и ее приспешника Мирзу Салмана. Это означало борьбу насмерть.
Мусеиб-хан добился приема у шаха.
В вечер перед святой пятницей шах принял эмиров, предводителей общин и племен.
Шахбану пришлось выслушать немало горьких и нелицеприятных речей и обвинений. Крепилась, но на душе накипевшему гневу.
-Да славится шах! В державе Иранской один властелин. Но ваша благоверная супруга малейка Хейраниса-бейим, похоже, забыла об этом...
-Она ставит себя выше гызылбашских военачальников...
-Заодно с нею - и мать...
-И таджики...
-И персы...
-Мирза Салман и иже с ним...
-Вы и на меня точите зубы...
-Мой шах! Ты слышишь какую напраслину возводит на нас малейка?!
Шахбану не сдавалась:
--Ваш умысел ясен. Хотите свергнуть шахиншаха. И посадить на престол угодного вам человека.
-Не верь, мой шах! Мы присягали тебе и покуда волей и милостью Аллаха ты правишь страной - мы будем верны тебе.
-Грош цена! - вашим уверениям, - выпалила шахбану. - Как только выйдете за ворота дворца - так и клятвам конец. Насквозь вас вижу!
"У них своя правда, - думал шах. Мехти-Улия перегибает палку. Но, видит Аллах, у меня нет повода усомниться в ее благих намерениях... в ревностной заботе о троне... о династии..."
-Сколько можно мстить? - возмущались эмиры. - Перебила всех кровников. Мало ей. В каждом из гызылбашских предводителей ей мерещится враг. Прости мой властелин, но если ты хочешь мира и согласия в державе, не позволяй шахбану вмешиваться в державные дела.
-Отстранить!
-Пусть знает свое место.
Благочестивый Мохаммед Худабенда не хотел прилюдно признавать вину супруги, происходившей из рода сеидов. Но был вынужден заверить эмиров:
-Господа! Обещаю - впредь мать моих детей не даст вам повода для огорчений и неудовольствия... Я позабочусь о том, чтобы она преступала меру своих полномочий... Это относится и к ее матери...
Обтекаемые слова шаха были встречены сдержанно.
"Так мы и поверили..."
"Лапшу на уши вешает..."
"Что ж, как веревочке ни виться..."
Малейка прошептала так, чтоб слышал только шах: "Не дождетесь! До гробовой доски..."
Но сидевший неподалеку от трона Мусеиб-хан тоже услышал ее.
Они откланялись и покинули дворец.
Мусеиб-хан по пути сказал товарищам:
-Вы правы. Она сама вынесла себе приговор.
Придворные молча провожали их взглядом.
Направились прямиком в дом хана. Подали чай, кофе, кальяны. Гости сидели мрачные у правителя дома.
Хозяин велел никого не впускать и следить, чтоб никто из прислуги не ошивался у дверей.
После принятия всех мер предосторожности приступили к главному разговору.
-и так иного выхода нет. Надо убрать шахбану, - сказал кто-то из эмиров.
-И эту старую каргу...
-Мирзу Салмана...
-Пока не улизнул.
-Кто же возьмется за это дело, господа?
-Пусть каждое племя даст своих людей. А все будут под началом Мусеиб-хана. И Имамгулу-бея...
Среди присутствующих только эти двое доводились шаху близкой родней. Но и они лишились последних иллюзий о честной и справедливой воле двора после вероломного умерщвления безвинных гызылбашских эмиров вопреки поручительству аксакалов и обещанию шахбану.
Мусеиб-хан, раньше не соглашавшийся с такой крайней и жестокой мерой, теперь думал иначе...
Имамгулу-бей из Мосула - также...
Определили и других людей для исполнения зловещей расправы: Садреддина Сефеви, Гасанали-бея Зульгадара, предусмотрели и отряды конных нукеров на случай вооруженного столкновения, - от каждого племени, чтобы замышленное убийство не оставило никому из них, говоря современным языком, шансов на алиби при неблагоприятном стечении обстоятельств.
Старейшины из рода гаджаров, Годжа-бей из рода сефевидов согласились с решением меджлиса.
Это было 26 июня 1579 года. (Исторические источники, правда, называют разные даты.)
Ранним утром к дворцовой площади стали съезжаться вооруженные отряды. Движение началось чуть погодя после утреннего намаза. Дворец был, можно сказать, окружен. Когда появились предводители мятежа (как же иначе назвать происходившее), все почтительно расступились, давая дорогу. Никто, кроме пятерых зачинщиков и руководителей отрядов, не знал, что замышляется. Проболтайся кто-нибудь из заговорщиков - наверняка доносчики шахбану тут же оповестили бы ее. Но пока, кажется, Хейранисабейим, при всей ее бдительности, не подозревала, какая каша заваривается.
Собравшийся на площадь народ полагал, что именитые предводители общин просто явились на прием к шаху. Тем более, двое из них являлись близкими родичами государя. Можно было бы допустить, что пришли сватать сестру шах Фатиму Солтан-бейим.
-Нет, голубчик, не похожи они на сватов...
-А что, у сватов рога растут, что ли...
-Говорят, что Фатиму другой падишах желает сватать сыну...
-Ну, не к ней, так к другой. Машаллах, плодовиты они... И девиц полно, и сыновей хватает.