Клим сунул карандаш в точилку. С хрустом покрутил ручку.
Зиновий спросил:
— Зачем записывать координаты?
— Для сбора статистики возмущений и вмешательств. Для выводов. Будущих выводов, Зинька… Есть у меня одна историческая гипотеза… Пока сырая, совсем сырая.
Вечером они пили на кухне сладкую «Рябину на коньяке», стараясь не чесать хирургические швы на животах, и обсуждали будущее. Своё будущее. И будущее вообще. На микро- и макроуровне.
— Климка, как работают яйца в животах? Ты обещал рассказать.
— Если в общих чертах, гуманитарно, то вот как: приёмник улавливает и транслирует точки бифуркации. Вернее, улавливает предварительные возмущения, событийные моменты, предшествующие точкам бифуркации. Это происходит всегда в будущем. Книгу мы поставили на полку прошлого, дотянувшись туда из будущего.
— Я приёмник, Климка. Какие событийные моменты я уловлю? И как? Откуда они транслируются? Кто показывает кино?
— Киномеханик — ты. Фокус в том, Зинька, что история будущего тоже написана. Как и прошлого.
— Очуметь! Как так?
— В том-то и фокус. Научный фокус. Я сам не сразу это усвоил. Мешала логика привычного мира. Точнее, мировосприятия. Мир таков, каким мы его видим. Эта социологическая формула сегодня устарела. Мир таков, каким его написали! Как только я это уразумел, дело пошло на лад. Как только машина времени включилась, история упала в наши с тобой руки. Мы её и пишем, Зинька. Окончательный её вариант один. И он в руках тех, у кого есть капсулы времени. — Он положил ладонь на засаленную футболку, под которой скрывался впалый заштопанный живот. — Своего рода машина предопределения.
Зиновий присвистнул, а Клим поморщился.
— Ты наблюдаешь точку бифуркации, Зиня. Преддверие ключевого поворота. Скажем, ржавый политикан пускает слюни над ядерной кнопкой. А тут мы! Улавливаем грядущий факт. Решение принято — противодействие выполнено. Благодаря нашему противодействию планета избегает катастрофы. Мир успешно миновал точку бифуркации. Точка, хрономомент, — это фонарь истории. Ты, Зиня, эти фонари и видишь. Наша машина их улавливает и показывает. Машина времени — это немое кино. В кадр попало хорошее — радуйся и проходи дальше. Фонарь выхватил рожу негодяя, замыслившего теракт в метро, мировую войну, поганую вирусную лабораторию, расовую чистку, концлагеря, — остановись, вмешайся. Наша задача — написать истинное будущее. Где люди живы. Где человечество развивается. Где в будущем есть свет. Где мы с тобой живы и будем жить. Где ты, Зинька, жив и счастлив. И всё так же глуп.
— Кажется, понял. Линии протянутся из точки. Наша задача — обеспечить жизнь.
— Жизнь и есть история. У смерти истории нет.
— Точка бифуркации — глобальное понятие, Климка… Но мы-то с тобой? Та книга… Как-то мало! Неужели стыренная книжка влияет на историю Земли?
— Мы живые носители машины времени, Зиня. Мы глобальны по самой своей сути. Отныне мы часть истории. В какой-то мере мы мотор истории. Нас не вычеркнешь. Наше влияние сложно оценить. Время покажет. В прямом смысле.
— В чём была идея, Климка? Как ты допёр? Вот у нас в торговле должна быть уникальная идея. Без неё бизнес не выстреливает, реклама не приносит клиентов.
— Ну, в принципе, мне очень хотелось… Я мечтал о машине давно, когда отца в палате заперли. А идея… — Пробкин колыхнул плечами. — Закон единства и борьбы противоположностей. Мощный сплав философии, физики и биологии. От Homo sapiens к Homo sensus.
— Сенсус?
— Человек чувствующий.
— Твоя идея реально работает… Время у нас в животах…
— Мы, Зинька, управляем временем.
— Сказать — и то страшно… Сколько машина пробивает? Как глубоко забирается?
— До включения нашей личности. До формирования характера. К динозаврам не заберёмся.
— А поточнее?
— До нашего сопливого детства доглядим. Лет до трёх, четырёх. Там, где мир не помним и себя в нём не отражаем, ничего не увидим.
— А в другую сторону какая дальность проникновения? В будущее?
Клим замолчал. Отрезал ломоть белого хлеба. Намазал маслом. Налил в стакан рябиновки.
— Далеко лучше не лезть, — наконец сказал он.
— Не то что?