Зиновий согнул и разогнул в локте свою израильскую руку. Она тихо проскрежетала.
— По-моему, высокая влажность портит мой протез.
— Конечно. Израиль — это ведь пустыня.
— Как же я его не разглядел, момент с муфоном? Как просмотрел, проморгал? Почему его не принял? Значит, ошибка!
— Ошибки нет. Хрономомент тогда ещё не образовался. Откуда взяться в будущем тому, что не зародилось в настоящем?
Зиновий потребовал у официанта воды, простой воды.
— Я понимаю, как ты рассуждал, понимаю… — Стакан стучал о фарфоровые зубы. — Эгоист, книжный вор, предатель дружбы… Самое место такому под КамАЗом… Пусть пострадает, сволочь этакая! Так ты рассуждал? Стратегию и тактику на мести выстроил?
Клим допил «Жигулёвское».
— Я вообще не рассуждал, — сказал он. — С нашей машиной я тупею. Ведь всё предрешено! Я не рассуждал, зато проверял. Строил математические модели. Так, из любопытства. Вертел так и эдак. Прошлое, как и будущее, не варьируется, Зиня. Ты постоянно скатываешься на «бы», а «бы» невозможны. Всё, что мы делаем, нами уже сделано. Я проделал долгий путь от гипотезы до теории. Мы вот-вот замкнём круг временного парадокса. Но нам это ничем не угрожает. Мы уже проходили круг. С той самой книгой, Зиня. Мы совершаем предначертанное.
— Кем предначертанное?
— Нами.
Зиновий присвистнул. Две актрисы в шезлонгах вздрогнули, мотивирующая блогерша обмочилась, а капитан выстрелил из револьвера в чайку. Попал. Чайка раскололась на семь кусков. Металлические куски с плеском упали в воду. То был дрон стандартной маскировочной модели, используемой газетчиками. Они всегда раскалываются на семь кусков.
— Эй, свистун, когда ты избавишься от вульгарной привычки? Я проверил варианты. Выполнил расчёты. Прошлым летом.
— И скрыл от меня?!
— Я чуть не спалил вычислениями суперкомпьютер. Любые вероятности предполагаемых событийных моментов, влияющих на общность наших судеб в минус десятом году, ложны. За исключением одного хрономомента. Встреча тебя и КамАЗа истинна! Вероятность последующего момента, нашей будущей встречи, — сто процентов. Что и требовалось доказать.
— Итак, истина: я махровый эгоист, — сказал Зиновий. — Доказано самой правдивой из наук — математикой. КамАЗу надо было проехать по мне, чтобы я вспомнил о друге.
— Не льсти себе. Ты ещё хуже, чем думаешь. Иначе бы позаботился о водителе самосвала. Его недавно выпустили из тюрьмы. Ты его даже не поблагодарил.
— Поблагодарить?! Его?!! Это уж слишком!
— Не сбей он тебя… Не попади ты в больницу и в полосу отчаяния… И так далее.
— Мне придётся переступить через себя.
— Не насилуй свою нежную душу, Манчук. Я уже послал шофёру денег.
Клим поднялся из шезлонга. Подтянул плавки. На усах его засохла пивная пена. На тощем загорелом животе белел шрам.
— Идём в каюту. Ты допёр до истины. Пора совершить смелый поступок.
Зиновий высморкался в платок, смоченный солёной водой.
— Хорошо, что не надо заново переживать этот ужас… — пробормотал он, ступая на палубу. — Событие происходит лишь однажды!
В мозгу Зиновия пронеслись картины из хладного прошлого. Вот он тащится, громыхая силуминовой ногой, по Первомайской… Вот он ворочается ночью на кухне, провонявшей носками и рябиновкой… Вот он мечтает задушить Пробкина проплаканной подушкой…
Бульварные газетчики выдумывают кровавую чепуху об актрисах и акулах. Знали бы они, какую кровь и какое мясо заготовил Манчук себе!
© Олег Чувакин, 2023—2024
Незваный гость
1
Мысль о том, что надо отыскать пропавшего писателя, Афанасия О., и взять у него интервью, если он, конечно, жив, не давала мне покоя два года.
Знаете, бывает, привяжется такая мысль — сверлит мозги, сверлит, не отстаёт. И не отстанет, пока не сделаешь всё так, как в ней расписано. Что-то вроде теневой цели в жизни. И откуда только берутся такие мысли? Впрочем, кой-какие гипотезы насчёт источника у меня имеются. Непроверенные.