Непроста он удалил от меня свою книгу. Непроста и показал мне удаление.
И ещё кое о чём я подумал.
Книги, которые Афанасий втащил на Змоймогдан, книги, которые включили его божественную волю, — они земные. Однако земной мир ему не по нраву. Впрочем, так и работает закон единства и борьбы противоположностей. Литература добывается из страдания, из отчаяния.
Пока я размышлял, бог прокрутил передо мной другие планеты. Сообщил, что планета Змоймогдан относится к самому мирному участку в космосе — к сектору Восьми Звёзд.
Менялись за мансардным окном жилые космические шары, белели и желтели звёзды, согревающие поля и дома. Я стоял у окошка, дышал обыкновенным воздухом, азотно-кислородной смесью, согретой до обыкновенной комнатной температуры. Я высовывал руку в открытый космос — чернота мгновенно обращалась в незримый бычий пузырь, не пускала меня. Точно так эти окна не пускали в дом бури, разражавшиеся снаружи. Бури писательского настроения. Бури, наверняка имеющие отношение ко мне, подумал я, круто разворачиваясь к Афанасию и Орнейде.
— Как вы со мной разделаетесь?
10
— Вышвырнете в космическое окно? Закормите до философского истощения манслуком?
Они переглянулись и снова на меня уставились.
— Выбрасывать — не мой метод, — сказал писатель. — Я не мусорю.
— Как благородно.
— Знаете, почему манслук таков, каков он есть? Вот послушайте, Софрон.
Я был не прочь оттянуть свою смерть.
— Манслук, — начал Афанасий, — пробовали выращивать на разных планетах. Сажали в жирные чернозёмы и в пески, насыщенные минералами. Его питали самыми дорогими удобрениями. Ему давали свет и тепло жёлтые, белые и красные солнца.
Корнеплод неприхотлив. Урожаи, более или менее богатые, удавалось снимать везде. Картошку эту собирали, везли в хранилища, грузили в контейнеры, доставляли на космодромы и отправляли на ракетных грузовиках в разные звёздные системы. Но чужой манслук, не змоймогданский, покупали лишь один раз. После пробы покупать отказывались. Долгосрочных контрактов на поставки не подписывали. Никогда. Исключений нет.
Единственная планета, где манслук охотно берут, закупают крупным оптом, заключая столетние контракты «константа», — это Змоймогдан, его родина.
На Змоймогдане поля не заливают химикалиями. На Змоймогдане не подбирают для манслука идеальных условий. Манслук приобретает там неповторимый вкус потому, что змоймогданцы выращивают его с любовью.
Послушайте, Софрон, это может показаться пустыми словами. Но где вы находитесь? Здесь каждое слово имеет нерв. Здесь всякая мысль материальна. Здесь нет шаблонов и трафаретов — ибо проявления любви всегда уникальны.
Не я дал змоймогданцам это. В своей благодарности они склонны к преувеличениям. Я лишь придумал их. Прошлое — их заслуга. От землян они отличаются искусственной эволюцией. Змоймогданцы направляют себя — такова их философия. Уточню: практическая философия. Лишь та философия есть подлинная любовь к мудрости, что каждодневно воплощается в полях, городах и небе.
Змоймогданцы не творят бытие мыслью. Зато умеют передавать чувство. Транслировать любовь.
Их сельское хозяйство, как и всякое их дело, есть любовь.
Они вкладывают в поля своё сердце. Они окучивают манслук, улыбаясь ему.
И когда ты ешь потом их манслук, ты получаешь порцию живой любви. Ты хочешь его потому, что его желает твой язык, — это удовольствие вкуса. Ты хочешь его потому, что его хочет твой желудок, — это сытость. Ты хочешь его потому, что к нему стремится твоя душа, — это любовь.
Манслук эволюционирует. К весне глазки в родительских клубнях прорастают. Осенью на Змоймогдане собирают урожай — клубни со свежим запасом энергии любви. Воздействие энергии у каждого поколения клубней отличается. Насколько я знаю, ни одно поколение ещё не повторило эффекта. И так без конца: любовь не ведает предела.
На Змоймогдане целые научные институты исследуют манслук. Любовь исследуют параллельно.
Ибо одно без другого только подделка.
11