— То есть ты не построил машину времени.
— Говорю же: нет.
— Не понимаю!
— Ты всегда был тупым, Зиня. Купи-продай.
— Что помешало тебе соорудить приёмник и передатчик?
— Рябиновка кончилась. Деньги кончились. Пришлось трудоустраиваться. Я уже говорил. Продавцом пошёл. Почти как ты. В винный устроился, внизу тут. — Клим выдул остаток рябиновки из горлышка. — В принципе, машинку я мог бы собрать. Лет за пять. Однако удовольствие выйдет не из дешёвых. Компоненты… Плюс базовое физиологическое. Попить-пожрать… У тебя денег таких, Зинька, нет. Инвалидная пенсия — гроши.
— Послушай, Климка… Послушай меня, пока не сильно пьяный. Я квартиру продам. Свою квартиру на Якиманке. За неё много дадут. Тогда соберёшь машину? Соберёшь?
«Не умри моя мама… — подумал Зиновий. — Не умри мой отец… Не получи я в наследство квартиру…»
Клим убрал пустую бутылку под стол. Она звякнула о другую бутылку.
— Машина времени — часть человека, Зинька. Под неё двое требуются. Приёмник координат и передатчик предметов. Лучше терминов я не придумал. Будешь вторым — тогда соберу машину. Это живая машина, понял, Заманчук? Ничего ты не понял, ибо дурак ты есть и дураком помрёшь. Четырёхмерный континуум вне человека немыслим и, как мне удалось теоретически обосновать, не существует. Но при этом человека не существует для четырёхмерного континуума. Нет, ты представляешь хари бюрократов на учёном совете?.. На твою бы походили. Вот бы я диссертацию решил защитить на тему перемещений во времени!.. Так ты будешь вторым, боец с самосвалами?
— Буду, Климка. Запиши меня в герои науки. Я у тебя на кухне поживу, ладно? Только ты в винном никому о нашей теме не рассказывай.
— Не беспокойся, там на эту тему все говорят.
Работу в винном Клим вскорости оставил.
Квартиру на Большой Якиманке у Манчука купил индуист-экстрасенс, уверявший, что жизнь во всём мире скоро переменится. Впитывающие чакры экстрасенса уже раскрылись навстречу будущему. В грядущем, объявил он, не будет войны, а значит, не будет и мира. Поднимется двуликий человек, чью волю признают священной.
Под Новый год Зиновий поселился у Клима.
О своей находке, золотом телефоне из будущего, Зиновий бывшему однокласснику не сказал. Кто знает, какие изменения произойдут от этого там, в грядущем! Что до аварии, то сказал, что — бр-р! — вспоминать об этом ужасе не желает, коробит, мол, и трясёт всего.
Клим и не расспрашивал. Мало ли на свете людей, попавших под машину! Дни Клима поглощала другая машина — времени.
Одно лишь сказал Пробкин, меланхолично повозив губами и усами:
— В катастрофу попал — о друге вспомнил. А не попал бы?.. Так и живём. В принципе, я не в обиде. Обида — моё перманентное состояние, а обиды в квадрате не бывает.
Зима сменилась весною, лето уступило осени, осень поддалась зиме. Крутилась планета, мелькали месяцы, закруглялись годы.
Клим всё меньше пил и всё больше работал. Стены квартиры на Первомайской покрылись схемами и чертежами. На кухне Клим повесил доску. На ней он писал маркером уравнения, а потом стирал. Потом снова писал и стирал. А то уныло пялился на доску, пустую совершенно.
Пробкин купил капитальный гараж и постепенно набил его всяким оборудованием. Заказывал он его и покупал бог знает где. Это оборудование подошло бы для кафедры информатики университета, для анатомического музея и для секретной экспериментальной лаборатории в особом отделе НИИ, курируемом ещё одним особым отделом. Иногда Зиновий посещал гараж, дабы вселить в своего друга оптимизм.
Вдоль стен хорошо освещаемого бетонного куба вились толстенные жилы кабелей. На широком столе шумел вентиляторами многопроцессорный компьютер. В стеклянных шкафах томились человеческие органы в формалине: от сердца до желудка. У ворот гаража громоздился источник бесперебойного питания — этажерка с двадцатью четырьмя аккумуляторными батареями. В углу Клим подвесил здоровенный металлический баллон вроде водонагревателя, который называл контроллером времени. На контроллере мигал неразумной цифирью индикатор; числа бегали туда и обратно, цифра наскакивала на цифру, так, что и смотреть было больно. На стеллажах отсвечивали стальными боками приборы, отдалённо похожие на цифровые усилители. На передних панелях приборов имелись регуляторы, клавиши и тоже индикаторы. Сзади круглились гнёзда. В некоторые входили штекеры — где красные, а где чёрные. Эти штекеры Клим называл «приём» и «передача». Провода свисали к полу и куда-то тянулись. Чем больше Манчук задавал вопросов, тем меньше понимал в проводах со штекерами и индикаторах. «Надоел ты мне, Заманчук. Потом покажу, на практике», — бросал Пробкин, и Манчук покидал гаражную лабораторию.