3 ) Pelet de la Lozère, стр . 7.— De Cbampagny, Souvenirs, стр . 103. В первую минуту его волнение было гораздо сильнее. Почти три часа роковая новость была уже у него в руках; он наедине изливал свою горесть. Он позвал меня... жалобные стоны неудержимо вырывались у него из груди».
55
от слез. В 1806 г. перед отъездом в армию, при прощании с Жозефиной, его волнение разражается нервным припадком 1), и притом настолько сильным, что он кончается рвотой. «Пришлось его усадить, — говорит очевидец, — дать ему померанцевой воды; он залился слезами; это продолжалось добрую четверть часа». —Такой же припадок повторяется и в 1808 году, когда он решился, наконец, на развод. Целую ночь он волнуется и убивается как женщина; он целует Жозефину; он слабее ее и более растроган, чем она: «Бедная Жозефина, я не могу расстаться с тобой». Он не выпускает ее из объятий, он весь отдается ощущению минуты, хочет, чтобы она сейчас же раздалась, легла с ним, плачет над ней. Он буквально залил слезами всю постель», говорит Жозефина.
Весьма понятно, что в таком организме, как бы ни был могуч общий регулятор, равновесию грозит постоянная опасность. И он это знает — как знает все о себе самом; он боится своей нервной впечатлительности, как пугливой лошади. В критический момент, при Березине, он отмахивается от печальных известий, способных взволновать его, и несколько раз повторяет докладчику, который стоит на своем 2): «Зачем вы, сударь, хотите вывести меня из моего спокойного состояния?»
Однако, несмотря на все предосторожности, два раза, в минуты опасности неожиданной и неприглядной, он был захвачен врасплох: этот человек, всегда бесстрашный и уверенный в себе под градом пуль, смелый герой и отважнейший политик, в минуту разразившейся парламентской и народной бури два раза изменяет себе — 18 брюмера, в Законодательном Собрании при криках «вне закона» он бледнеет, дрожит, и, казалось, совсем теряет голову; пришлось увести его из залы; была минута когда он едва не лишился чувств 3). — После отречения в Фонтенбло, под градом ругательств и угроз, которыми его встречают в Провансе, на несколько дней он впадает в состояние полнейшего нравственного потрясения; животные инстинкты всплывают наверх; он боится
__________
1 ) M-me de Rémusat , I, 121, 342; II, 50; III, 61, 294, 312.
2 ) De Segur, V, 398.
3 ) Yung, II, 329, 431. (Рассказ Люсьена и доклад Людовику XVIII)
и не думает скрывать этого 1). В мундире австрийского полковника, в фуражка прусского комиссара и в плаще русского, он все еще боится, что недостаточно переодет. В Каладской гостинице он вздрагивает и меняется в лице при «малейшем шуме», комиссары, которые то и дело заходят к нему в комнату, «каждый раз застают его в слезах». «Он их замучил своим беспокойством и нерешительностью», говорит, что французское правительство решило покончить с ним в дороге, отказывается есть за столом, опасаясь отравы, собирается бежать через окно. В то же время, он изливает свою душу в бесконечных сетованиях и разговорах о своем прошлом, о своих свойствах, и все это так несдержанно, пошло, цинично до неприличия, до ненормальности; все его мысли разнуздались и гурьбой наскакивают друг на друга, точно мятежная и не сдерживаемая толпа; он вновь овладевает ими только к концу своего путешествия, в Фрежюсе, когда чувствует себя в безопасности и вне сферы каких бы то ни было физических воздействий: тогда только ему удается вправить их в обычные рамки, привести в порядок и подчинить главной, господствующей мысли, которая, после короткого упадка, снова приобретает свою обычную энергию и власть.
Ничто в нем не поражает так сильно, как это постоянное, почти беспрерывное преобладание ясной, рассчитывающей мысли; но сила его воли кажется еще более непостижимой, чем сила его разума; прежде чем стать госпожой над другими, она становится ею у себя. Чтобы постигнуть всю
________
1 ) Nouvelle Relation de l'itinéraire de Napoléon, de Fontainebleau à ГЦ e d'Elbe, par le comte de Waldburg-T r u с h s e s s, commissaire nommé parle roi de Prusse (1815), стр . 22,24, 25 26, 30, 32, 34, 37. — По видимому , ужасные сцены отречения и его попытки отравиться , к которым он прибегал в Фонтенбло , уже нарушили его обычное равновесие . После прибытия на Эльбу, он говорит австрийскому комиссару Коллеру: «Что касается вас, мой милый генерал, перед вами я предстал во всей красе». — Сравните у M-me de Rémusat, I , 108, одно из его признаний Талейрану, где он с циничной откровенностью определяет то расстояние, которое отделяет в нем природные инстинкты от преднамеренности. — Здесь, как и всюду, в нем чувствуется отчасти актер, или даже итальянский buffone; Прадт называл его «Юпитером Скапином». Прочтите его размышления, которые он излагает в присутствии Прада, После своего возвращения из России: точно комедиант, который скверно исполнил свою роль, потерпел полное фиаско на сцене и, вернувшись за кулисы, обсуждает свою роль и взвешивает впечатления публики, (De Pradt, стр. 219).
57
мощь этой воли, недостаточно указать на ее обаяние, сосчитать тысячи покоренных ею душ, учесть чудовищное количество внешних препятствий, которые она преодолела, — необходимо еще главным образом вообразить себе всю силу и безудержность его внутренних страстей, которые она держит в узде и ведет точно запряжку взмыленных и взбесившихся лошадей. Его воля — это тот возница, который постоянным напряжением своих мышц сдерживает и покоряет этих почти неукротимых коней, который направляет их порывы, соразмеряет бег, умеет использовать все, вплоть до неверных шагов, чтобы беспрепятственно нестись на своей грозной колеснице над бездонными пропастями.
Если чисто рассудочные идеи могут иметь такую постоянную власть и силу, то это значит, что все жизненные соки организма направлены на то, чтобы их питать; в глубине его сердца и темперамента скрыт их главный источник; этот подземный источник, который доставлял его идеям их суровую и жесткую энергию —это его основной и первоначальный инстинкт, более могуч, чем его ум и, даже, чем сама воля его, инстинкт —стать самому центром и свести все остальное к своей личности, другими словами — э г о и з м .
II.
Этот эгоизм, не инертный, а деятельный и всепоглощающей, пропорциональный энергии и богатству его дарования, разросшийся благодаря воспитанию и обстоятельствам, раздутый успехом и всемогуществом до размеров какого-то чудовища, — воздвигает, наконец, среди человеческого общества одно колоссальное Я, которое постоянно расширяет круг своих упорных, хищных захватов, негодует на всякое сопротивление, не переносить никакой другой независимости и на всем огромном протяжении присвоенного себе пространства не терпит никакого проявления жизни, если только она не является дополнением или орудием его собственной.
Уже в юноше и даже в ребенке сказывались задатки этого всепоглощающего самодовления. «Характер властный, повелительный, упрямый», таковы отзывы о нем Бриеннской школы 1).
_______
1 ) Bourrienne , I, 21.