хорошо известен их умственный уровень и он может смотреть на них просто как на ограниченных невежд и фанатиков идеи.
Что касается культурных и образованных либералов 1789 года, то их место он определяет одним словом: это «идеологи»; другими словами, их так называемая просвещенность просто салонные предрассудки и кабинетные измышления; «Лафайет в политике — ничто; вечная игрушка людей и обстоятельств 1)». Остается, правда, за Лафайетом и еще некоторыми другими кое-какая досадная мелочь, я хочу сказать: доказанное бескорыстие, постоянная забота о благе народа, уважение к личности, чистая совесть, порядочность, чистосердечие, словом, чистые и прекрасные побуждения. Но Наполеон не хочет признавать этих ограничений своей теории; говоря с людьми, он прямо в лицо отказывается признать их нравственное благородство: «Генерал Дюма, — стремительно обращается он к Матье Дюма, — вы были в числе тех дураков, которые верили в свободу? — Да, Ваше Величество, был и продолжаю быть в их числе. — Значит, вы, как и другие, поддерживали революцию из честолюбия? — Нет, Ваше Величество; да к тому же расчет был бы очень неверен, ведь с 1790 года я не сделал вперед ни шагу. — Вы просто не отдавали себе отчета в своих побуждениях; вы не могли быть так непохожи на других; личный интерес всегда впереди. Да вот вам пример, Массена; ведь, казалось бы, довольно на его долю выпало и почестей и славы; а он все еще не удовлетворен, хочет быть принцем, как Мюрат и Бернадот; завтра же пойдет на смерть, чтобы стать принцем; таково основное побуждение французов 2)».
_________
1 ) Mémorial, 12 Jain , 1816.
2 ) Mathieu Dumas , III , 364 (4 {юля 1809, за несколько дней до Ваграма)— M-me de Rémusat, I , 105: «Я никогда не видела, чтобы он позволил, никогда не видела, чтобы он оценил прекрасный поступок».—I, 179. Вот толкование, которое он дает милосердию Августа и его словам: Будем друзьями, Цинна: «Я понял этот поступок, как хитрость деспота, и я одобрил, как расчет, то, что счел бы вздорным, как чувство». — Notes (inédites) par le comte Chaptaclass="underline" «Он не верил ни в честность, ни в добродетель, и очень часто называл эти два понятия отвлеченными: вот что делало его и недоверчивым и безнравственным...» «Он не знал чувства великодушия: оттого-то в его обществе и царила такая сухость, оттого у него никогда и не бывало друзей. Он смотрел на людей, как на презренную монету, или как на оружие».
69
Вот где последний этап его системы: некоторые вполне компетентные свидетели, которым приходилось ближе сталкиваться с ним, считают его точку зрения вполне определившейся: «Его взгляд на людей, — пишет Меттерних 1), — сосредоточивался весь на одной мысли, которая, к несчастью, отлилась для него в аксиому: он был убежден, что каждый человек, призванный на арену общественной деятельности, или просто брошенный в поток деятельной жизни, руководится и может руководиться только личным интересом». По его понятиям, держать человека можно, только действуя на его эгоистические чувства: страх, алчность, самолюбие, соревнование, чувственность, все те внутренне пружины, которые его двигают, если в нем есть наличность здравого смысла и рассудок 2). Причем, лишить его этого рассудка — тоже ничего не стоит, потому что он, по природе своей, легковерный фантазер и мечтатель; раздразните его тщеславие и гордость, навяжите ему самое преувеличенно нелепое представление о нем самом и о его ближнем — и он пойдет с закрытыми глазами, куда вам вздумается.
Само собой разумеется, что ни один из такого рода двигателей не заслуживает особенно почтительного к нему отношения и что естественным назначением подобных существ может быть только абсолютное подчинение — назначение глиняной массы, которая ждет руки мастера, чтобы принять ту или иную форму. Если в этой массе иной раз и попадаются твердые куски, так нужно их просто размолоть; можно всегда достигнуть своей цели, мять достаточно крепко.
Вот то конечное убеждение, на котором Наполеон основывает свои расчеты; и он погружается в него все глубже и глубже, наперекор самым резким и настойчивым противоречиям живой действительности. Ничто его не может оторвать от этого убеждения; ни упорная энергия англичан, ни мягкая
___________
1 ) М. de Metternich, Mémoires, I, 241.— M-me de Rémusat, I, 93: «Этот человек носил в себе что-то убийственное для вс я кой добродетели».— M-me de Staël, Considérations sur la révolution française 4-me partie, ch. XVIII (Поведение Наполеона с Мельци, имевшее целью погубить его в общем мнении, в Милане 1805).
2 ) M-me de Rémusat, I, 106, II, 247, 336: «Все свои средства для господства над людьми он выбирал из числа тех, которые унижают человека... Он прощал добродетель только тогда, когда мог ее высмеять».
непоколебимость папы, ни открытое восстание в Испании или глухое возмущение в Германии, ни религиозное сопротивление католиков и систематическое отпадение Франции. Убеждение это внушено ему его внутренним складом: он видит человека таким, каким он ему нужен 1).
III.
Мы подошли, наконец, к его главной всепоглощающей страсти, которая вместе с его врожденными инстинктами, с его воспитанием и мировоззрением вырыла глубокую внутреннюю пропасть, поглотившую все великолепное сооружение его судьбы. Я говорю о его честолюбии. Вот его главный душевный двигатель и неизменная сущность его воли столь органически присущая ему, что он не отделяет ее от самого себя и порою, перестает ее даже сознавать в себе. «У меня, говорит он как-то Редереру 2), нет честолюбия»; но потом, спохватившись, продолжает: «а если и есть, то оно так свойственно мне и присуще, так тесно со мною связано, как нечто врожденное, как кровь, которая течет у меня в жилах, или как воздух, которым я дышу».
Углубляясь еще больше, он сопоставляет это доминирующее свойство свое с тем бурным, непреодолимым и безотчетным чувством, которое приводит в движение все струны человеческой души от ее высочайших духовных вершин и вплоть до ее низших органических основ, с тем всеобъемлющим содроганием, которое потрясает весь животный и духовный мир, с тем острым и мучительным порывом, который называется любовью. «Я знаю только одну страсть 3), одну любовницу, это Франция; я сплю с ней; она при мне неотлучно; она не щадит для меня ни своей крови, ни своих сокровищ; если мне нужны 500.000 человек, она мне их
___________
1 ) Почти все ошибки в его расчетах вызваны этим пробелом, вместе с безмерностью его творческой фантазии. — Сравните de Pradt, стр. 94: «Император — весь система, весь иллюзия, что и не может быть иначе, когда человек — весь воображение. Тот, кто следил за ходом его деятельности, видел, как он создавал поочередно воображаемую Испанию, воображаемый католицизм, воображаемую Англию, воображаемые финансы, воображаемую аристократию, мало того, воображаемую Францию и, наконец, за последнее время, и воображаемый конгресс».