V.
При таких условиях невозможно существование какого бы то ни было общества, тем более в среде тех независимых
________
1 ) M-me de-Rémusat , I, 114, 122, 206; П , 110, 112.
2 ) Там же, I, 277.
87
и вооруженных общественных единиц, которые называются нациями, или государствами. Вот почему в политике и в дипломатических сношениях такие приемы совершенно недопустимы. Из убеждения, да и по необходимости, всякий глава страны, или ее представитель, воздерживается от них, по меньшей мере, с людьми своего круга. С ними принято обращаться, как с равными, щадить их щепетильность, и потому не давать волю своему минутному возбуждению, своим страстям и настроениям — словом, держать себя в руках и взвешивать каждое свое слово. Отсюда весь тон манифестов, циркуляров, дипломатической переписки и всяких официальных бумаг, обязательный канцелярский слог, сухой, безжизненный и тусклый, все эти тупые, намеренно обесцвеченные выражены и длинные периоды, которые кажутся сфабрикованными механически, точно по трафарету; род интернационального буфера, предназначение которого умерять силу при столкновении заинтересованных лиц. В международных сношениях и без того слишком много осложнена, слишком много взаимных столкновений, тяжелых и неизбежных, слишком много поводов для всякого рода конфликтов, последствия которых достаточно грозны. Нет смысла недоразумения, возникающие на почве различия интересов, осложнять еще оскорблениями, созидаемыми воображением и самолюбием; не говоря уже о тех случаях, когда они вызываются без всякой надобности и только увеличивают несогласие в настоящем и предубежденное недоброжелательство — в будущем.
Совершенно иначе все это у Наполеона: даже при мирных переговорах он сохраняет свои воинственно-наступательные приемы; сознательно или бессознательно, но у него всегда поднятая рука: чувствуется, что он готов ударить, а пока что он оскорбляет. В своей переписке с государями, в своих официальных заявлениях, в разговорах с посланниками и вплоть до публичных аудиенций 1), он держится
__________
1 ) Hansard's Parliamentary History, t. XXXVI, p. 310. Донесение лорда Уитворта лорду Оуксбюри, 14 марта 1803, и описание той сцены, которую ему устроил первый консул: «Все это происходило настолько громогласно, что могло быть услышано всеми присутствовавшими, которых было до двухсот». — Лорд Уитворт (письмо от 17 марта) жалуется по этому поводу Талейрану и заявляет ему, что он прекратит свои визиты в Тюльери, если ему не будет обещано, что подобные сцены не повторятся больше. — В этом его поддерживает и лорд Оуксбюри (депеша от 27 марта), который находит эту выходку неприличной и
88
всегда вызывающе, всегда грозит 1). Он всегда смотрит сверху вниз на своего противника, а иногда и открыто оскорбляет его, бросая ему прямо в лицо самые возмутительные, несправедливые обвинения 2). Он разглашает тайны его частной жизни, и деловые, и самые интимные, позорит его министров, его двор и его жену 3), клевещет на них; старается задеть его больное место, открывает ему глаза, доказывает ему, что он одурачен, что он обманутый муж, или соучастник преступления;
________
оскорбительной для английского короля. — Те же сцены, то же высокоме p и e и несдержанность языка повторяются и с Меттернихом в Париже, в 1809, и в Дрездене, в 1813; с Корсаковым в Париже, в 1812; с Балашовым в Вильно, в 1812; с князем Кардито в Милане, в 1805.
1 ) Перед нарушением Амьенскаго мира (Moniteur, 8 августа 1802): «французское правительство в данный момент чувствует себя прочнее, чем правительство английское». — (Moniteur, 10 сентября 1802 г.): «Какая разница между народом, который одерживает победы из любви к славе, и народом торгашей, ставших завоевателями!»— (Moniteur, 20 февраля 1803): «Правительство заявляет с справедливой гордостью: Англия не может больше бороться с Францией».—Кампания 1805 года.. 9-ый бюллетень, слова Наполеона, произнесенные в присутствии генерального штаба Макка: «Я советую моему брату, императору германскому: пусть поторопится с миром! Пора понять, что всякая империя имеет свой предел; мысль, что придет конец и Лотарингскому дому, должна его устрашить». — Письмо к королеве Неаполитанской, 2 января 1805: «Пусть Ваше Величество выслушает мое пророчество: с первой же войной, вызванной Вами, и Вы и Ваши дети перестанут царствовать; блуждая по разным странам Европы, дети Ваши будут побираться и выпрашивать милости у своих родных».
2 ) 37-й бюллетень, объявляющий о поход войск в Неаполь, «чтобы наказать королеву за ее измену и свергнуть с престола эту преступную женщину, которая с таким бесстыдством попрала все, что свято для человека». — Прокламация от 13 мая 1809: «Вена, которую государи Лотарингского дома бросили, не как честные солдаты, уступая обстоятельствам и случайностям войны, а как клятвопреступники, которых преследуют собственные укоры... Покидая Вену, они прощались с жителями посредством убийств и пожаров. Как Медея, они своими собственными руками умерщвляли своих детей». — 13-й бюллетень: «Ярость Лотарингского дома в Вене...»
3 ) Нота Талейрана к испанскому министру иностранных дел, и письмо Наполеона к испанскому королю (18 сентября 1803) о князе de la Paix: «Этот любимец, добившийся самыми преступными путями милости, неслыханной в летописях истории... Пусть Ваше Величество удалит от себя этого человека, который, сохраняя в своем положении все низменные страсти своей натуры... держался только в силу собственных пороков». — После битвы при Иене, бюллетени 9-й, 17-й, 18-й и 19-й, сравнение королевы Прусской с леди Гамильтон, прозрачные намеки и усиленные клеветы, в которых он ей приписывает любовную интригу с императором Александром. «Все признают, что королева и есть виновница всех бед, обрушившихся на прусскую нацию. Все говорят: как она страшно изменилась после этой роковой встречи с императором Александром!.. В комнате, которую прусская королева занимала в Потсдаме, нашли портрет императора Александра, который она получила в подарок от самого государя».
89
он принимает тон судьи, который судит виноватого или тон начальника, который распекает подчиненного, или, еще лучше, тон наставника, который направляет ученика на путь истинный. С улыбкой сострадания он ему объясняет его ошибки, его слабость, его бездарность и рисует ему заранее картину его неизбежного поражения или близкого унижения. Принимая в Вильне посла императора Александра, он ему говорит: «Россия этой войны не желает; ее не одобрит и ни одна из великих держав; да и сама Англия ее не желает, потому что предвидит беду для России, а может быть и полнейший разгром... Мне так же хорошо известно, как и вам, сколько у вас войска, а может быть и лучше чем вам. У вас, в общей сложности, около 120 тысяч человек пехоты, а кавалерии от 60 до 70 тысяч; у меня втрое больше... Император Александр окружен плохими советниками; как ему не стыдно приближать к своей особе таких негодяев, как этот Армфельд, интриган, безнравственный мерзавец, погрязший в разврате, всегдашний враг России, человек известный одними только преступлениями; или как Штейн, проходимец, выгнанный из своего отечества, подозрительная личность, голова которого оценена уже давно; или Беннигсен, человек, как говорят. не лишенный некоторого военного таланта, мне, впрочем, лично неизвестного, но руки которого уже запятнаны кровью 3)... Пусть он окружает себя русскими, я ничего не скажу... Разве у вас, мало русских дворян, которые будут ему, конечно, более преданы, чем эти наемники? Или он, может быть, воображает, что они влюблены в его особу?.. Пусть он поручить Армфельду управление Финляндией, и я не скажу ни слова; но так приблизить его к своей особе, какой позор!.. Какая блестящая перспектива открывалась Императору Александру в Тильзите, а еще того лучше в Эрфурте!.. Он испортил лучшее царствование, какое когда-либо видала Россия... Как можно было допустить в свое общество всех этих Штейнов, Армфельдов, Винцингероде?.. Скажите Императору Александру, что, окружая себя моими личными врагами, он тем самым намеренно наносит оскорбление лично мне; поэтому и я должен ответить ему