Рим, Испания и Швеция. Между тем Наполеон более чем когда-либо чувствовал необходимость вполне овладеть императором Александром, приручить и пленить его перспективой блестящих выгод, потому что он сам загребал обеими руками. Несмотря на то, что папа удовлетворил большую часть его требований, он занял войсками Анкону и Урбино, точно хотел окончательно вывести римскую курию из себя и тем приготовить повод к захвату Рима: «Папа – римский епископ, – говорил он, – а я – римский император». Действительно, выведенный из терпения Пий VII в конце концов взял назад свои уступки; тогда Миолли в феврале 1808 года занял Рим и учредил в нем французскую администрацию. Таким образом папские владения были фактически присоединены к Франции. В Испании французские войска продолжали продвигаться вперед, проникли в Наварру и Каталонию и обманным способом захватывали крепости; они надвигались со всех сторон, словно в объятиях властно сжимая полуостров, чтобы Бурбонам не оставалось другого выхода, как либо подчиниться вполне, либо совсем устраниться. Было очевидно, что царь только в том случае примирится с этим непрерывным ростом французского могущества, если ему самому будет открыт простор для завоеваний. Наполеон пытался сначала обратить его вожделение на Финляндию, принадлежавшую еще Швеции, и отвлечь его этим завоеванием. Если Россия стремится расширить свои границы, почему бы не обратиться ей против Швеции, преданной анафеме Тильзитским договором! Александр последовал этому совету: его войска внезапно перешли границу и вступили в Финляндию (февраль 1808 г.). После такого насилия над беззащитным соседом он уже не мог жаловаться на то, что Наполеон точно так же поступает с Испанией. Наполеон говорил позднее: «Я продал Финляндию за Испанию».
Но Испания была не единственным предметом, от которого следовало отвлечь внимание царя: нужно было также сделать его глухим к жалобам Пруссии и Германии, занятых французскими войсками. Притом Наполеон понимал, что Александр и Румянцев смотрят на захват Финляндии лишь как на задаток в счет будущих барышей и что только крупное приобретение на Востоке заставит их все забыть и на все смотреть сквозь пальцы. Поэтому он мало-помалу возвращался к мысли о том, чтобы поделить Турцию со своими союзниками и открыть им бесконечную перспективу.
Большое нашествие на юго-восток казалось ему вполне совместимым с захватом Испании на неопределенный срок; он думал, что это последнее предприятие потребует не столько силы, сколько хитрости и, быть может, времени и займет лишь часть его войск. Со своими италийским и далматским корпусами, с войсками нового, только что произведенного им набора и с 420 000 человек, находившимися под оружием, он рассчитывал сокрушить Турцию, бросить армию на Константинополь, здесь соединиться с русскими и затем двинуться вглубь Азии. Его опять соблазняла мысль предпринять при содействии России и Персии нападение или, по крайней мере, демонстрацию против английской Индии и нанести здесь англичанам смертельный удар. Он давно лелеял эту заветную мечту: теперь она приняла в его уме определенные очертания. Он стал готовиться к нападению на Турцию: собрал на Корфу большие запасы оружия и провианта и сосредоточил свои морские силы в Средиземном море, готовясь лишить англичан их первенства на этом море, захватить Сицилию и обратить ее в этапный пункт по направлению к Египту. Талейран предупредил Австрию, что она, вероятно, будет приглашена к участию в дележе добычи. Однако Наполеон еще колебался, еще медлил принять окончательное решение, ожидая, чтобы непримиримость Англии обнаружилась воочию. В этот момент малейший шаг к примирению со стороны лондонского кабинета остановил бы ту грозную машину, которую собирался пустить в ход Наполеон.
Раздел мира. В самом конце января он узнал, что английский кабинет в тронной речи категорически высказался против примирения и изъявил готовность начать борьбу на жизнь и на смерть. При этом известии все завоевательные и разрушительные замыслы, бродившие в его уме, сразу ударили ему в голову. Одно желание владело им теперь – перевернуть все, что еще оставалось от старой Европы, чтобы под обломками ее похоронить Англию. Он решил столковаться с Александром I по всем вопросам. Надо устроить новое свидание и на нем формально разрешить Александру продолжать завоевания в Швеции, а также выработать план разделения Оттоманской империи, которое должно быть осуществлено при первой возможности, когда обстоятельства это позволят, и одновременно с движением франко-русской армии в сторону Индии. Этой ценой он рассчитывал заранее обеспечить себе согласие царя на все свои мероприятия в Испании и приобрести возможность удержать Пруссию в плену на неопределенное время. Таким образом, разделение Востока фактически должно было сделаться разделом мира, причем львиная доля доставалась Наполеону.