— Что же он мог сделать? — недоуменно спросил я.
— Беда с дурачками офицерами, — равнодушно пожал плечами Порта, — в том, что они понятия не имеют, когда нужно прекратить треп — ля-ля-ля где попало, кто угодно может подслушать. Но они так влюблены в звучание своих голосов, что плюют на то, подслушивают их или нет. Им хочется, чтобы их слышали — черт, иногда они говорят так громко, что поневоле слышишь. А потом сидят на своих толстых задницах, с жестяными побрякушками на груди, и думают, что находятся в безопасности, что раз они офицеры, то никто не может их тронуть; похоже, не понимают, что когда доходит до дел с людьми вроде Билерта, тут никакой разницы, лейтенант ты или рядовой.
— Спорю на пять марок против щепотки грязи, — сказал Штайнер, — Ольсена мы больше не увидим.
— Это точно, — согласился Легионер.
Неожиданно Малыш с топотом ввалился в караульное помещение, создавая шума больше, чем обычно, и явно напрашиваясь на драку. Он швырнул винтовку в угол, бросил каску на ступни Барселоне и плюнул в чью-то чашку, проходя мимо нее.
— Какая муха тебя укусила? — проворчал Барселона, пинком отбросив каску к дальней стене.
— Скажу, какая! — проревел Малыш, словно бык в смертельной агонии. — Я провел все время на посту, улещивая дамочку возле заграждения под током…
— Что ты делал возле него? — с подозрением спросил Старик.
— Улещивал дамочку, как сказал. Я…
— Ты не имел права там находиться, — заявил Старик.
— А я был, и наплевать! — ответил Малыш.
— И что? — спросил я. — Она не согласилась?
— Согласилась как миленькая — злобно сказал Малыш. — Только мне тут жутко приспичило отлить…
— И что?
— И я начал отливать… — Он повернулся и беспомощно протянул руки. — Отливали когда-нибудь на проволоку под током?
Грянул оглушительный смех. Малыш нахмурился.
— Вам смешно! Я чуть не сгорел заживо — она стоит с трусиками в руках и лопается от смеха, а я хочу прекратить отливать и не могу — надо же такому случиться!
Разъяренный несправедливостью судьбы Малыш саданул о стол громадным кулаком.
— Дамочка в полной готовности ждет, чтобы ее отымели, а я стою и отливаю, аж живот сводит!
— Очень досадно, — сказал Порта. — Прими мои соболезнования. Я знаю, каково это. Со мной такое случалось. Не из-за проволоки под током, конечно — мы не настолько глупы, — но похожее положение дел…
— И теперь чувствую себя, как похотливый козел! — проревел Малыш.
— У меня есть как раз то, что тебе нужно, — сказал, подмигнув, Порта. — Набор фоток — все натуральные, все потрясающие — лучше самых лучших, какие ты только видел. Бери на час за сто марок, Хайде только что вернул их.
Малыш тут же забыл огорчение из-за проволоки под током.
— Можно в кредит?
— В кредит? — Порта уставился на него. — В кредит? — повторил он, возмущенно повысив голос на поло вину октавы. — У меня что, черт возьми, богадельня?
— Ладно, ладно, — торопливо сказал Малыш. — Нечего заводиться. Говоришь, сто марок?
— Сто, — подтвердил Порта.
— Беру! — Малыш бросился к двери. — Беру, даю слово! Не отдавай никому, пока не вернусь!
— Дайте-ка припомнить, — сказал Легионер. — Первый раз я участвовал в расстреле девятнадцатилетним. Было это под Касабланкой. Один идиот, прослуживший двенадцать лет в армии, вдруг спятил. Решил убежать бог весть куда — думал, дезертирство сойдет ему с рук, бедный дурачок. Конечно, потом я участвовал в сотне других, но первый почему-то никак не идет из памяти.
— Мне было всего восемнадцать, — сказал Барселона. — Произошло это в Мадриде, я тогда был в батальоне имени Тельмана. Нам пришлось расстреливать за скотобойней мальчишку примерно моего возраста. Он ничего не сделал, бедняга. У него был богатый отец, вот и все. Поэтому мы его расстреляли — и, господи, какая это была жуть! Ни подготовки, ни опыта — мы снесли ему половину черепа!
— Лично я никогда не волнуюсь из-за расстрелов. — Хайде презрительно пожал плечами. — Не вижу разницы — стрелять в человека, стоящего у кирпичной стены или прячущегося в траншее. Все сводится к одному. Это война.
— Помните, как мы расстреливали ту телефонистку? — спросил Малыш с обычным пристрастием к отвратительным сценам. — Вот потеха была! А все из-за Свена. Свена и Штеге. Разыгрывали из себя благородных, хотели избавить ее от ненужных страданий, и пока тянули канитель, она дала деру.
— Помню! — Порта издал отрывистый громкий смешок. — Нам пришлось бежать за ней в здание, носиться взад-вперед по треклятым коридорам…
— А старина Густав блеял у нас за спиной, просил, чтобы не убивали ее там, иначе мы испортим ему отчетность…