— Мужество! — презрительно произнесла Дора. — Все говорят о мужестве! Что оно такое? То, чем обладаешь, когда голова надежно сидит на шее, брюхо набито, а в руке стакан! Не говори мне о мужестве! Попробуй побыть в лапах этих скотов больше десяти минут, увидишь, много ли проку от твоего мужества. Одержать над гестаповцами верх можно только одним способом — знать о них то, что они скрывают. Если у тебя есть власть над ними, с тобой все в порядке. Если нет — тебе конец.
— Совершенно с тобой согласен. — Легионер подался вперед и доверительно заговорил: — Как насчет Билерта, Дора? Ты знаешь о нем кое-что, правда? Достаточно, что бы помочь Ольсену сохранить голову на плечах?
Дора покачала головой.
— Сомневаюсь, голубчик. Может быть, смогу организовать пропуск, чтобы ты пошел, повидался с ним, но заикаться еще о чем-то — значит рисковать своей головой. Да, мне известно кое-что о Пауле, но даже болонка кусается, если ее сильно пнуть. А Пауля ты знаешь — с ним нужно держать ухо востро. Как с диким зверем. Пока у тебя есть против него оружие, он будет смирным, станет делать все, что ты захочешь. Но стоит хватить через край, теряет контроль над собой. Приходит в бешенство, и тут уж на него удержу нет. К тому же не могу отделаться от мысли, что твой лейтенант сам сунул голову в петлю. Болтать с каждым встречным и поперечным — значит искать беды. Притом я его совершенно не знаю. Будь это кто-нибудь вроде тебя, я бы еще подумала, идти ли на риск, но ради какого-то осла, неспособного держать язык за зубами — нет. Касаться заключенных Пауля — это играть с огнем.
— Да, знаю. — Легионер поджал губы и уставился в свой бокал. — Этот человек коллекционирует заключенных, как другие — бабочек.
— Опасный мерзавец. — Дора взяла каштан и обмакнула его в растопленное масло на дне блюда. — У меня даже есть мысль самой притаиться. Исчезнуть. Отдать Бритте ключи и уйти на покой до прихода англичан.
Легионер засмеялся.
— Дора, неужели они раскусили тебя? Не может быть!
— Не знаю. — Она почесала грязной вилкой в спутанных волосах. — Но в глубине сознания какой-то голос твердит: «Дора, поддерни штанишки и драпай». Я недавно обратила внимание, что у нас слишком часто появляется публика определенного типа — понимаешь, кого я имею в виду?
— Думаю, да, — негромко ответил Легионер. — Тех, кто приходит выпить перно и давится чуть не до смерти, когда его глотает?
— Вот-вот, — сказала Дора. — Пивные типы. Я их за километр узнаю. Шляпы надвинуты на глаза, словно в дрянных шпионских фильмах.
— Перно имеет свой плюс. — Легионер поднял бокал и улыбнулся. — Отделяет зерно от мякины — людей с улицы от людей из гестапо. Слушай, Дора, помнишь того, которому мы перерезали глотку?
Дора содрогнулась и принялась неудержимо чесать между отвислыми грудями.
— Ради бога, не напоминай! У меня даже теперь мурашки по телу бегут — я до сих пор помню, в каком виде был мой гараж. Весь пол в кровище…
Тут поднялся унылый вой сирен, оповещающий о воздушном налете.
— Черт! — ругнулась Дора. — Придется спускаться в подвал.
— С парой бутылок? — предложил Легионер. — Кто знает, сколько придется сидеть там…
Отодвинули один из столиков, открыли люк. Сбежались клиенты и персонал, стали, давясь, спускаться по узкой лестнице. Передали вниз несколько бутылок, закрыли люк, собравшаяся компания расселась и приготовилась наслаждаться вынужденной близостью. Наверху остался только Гильберт, швейцар. Кому-то нужно было охранять дом от грабителей.
Налет продолжался целый час. Дора, шатаясь, поднялась по лестнице и нетвердой походкой пошла к своему столику в углу. Ее бокал с перно стоял на месте. Она подняла его и воззрилась слегка потускневшими глазами.
— Слушай, — сказала она Легионеру, когда он присоединился к ней. — Я позвоню Паулю, посмотрю, что удастся для тебя сделать. Приходи сюда утром, если сумеешь уйти из казармы. Часов в одиннадцать. Если смогу вырвать пропуск у этого старого мерзавца, значит, вырву. Если нет… — Дора пожала плечами. — Если нет, значит, я утратила хватку и, возможно, отправлюсь на плаху вместе с твоим лейтенантом.
Легионер засмеялся.
— Все будет отлично, Дора! Я приду в одиннадцать, а ты получишь пропуск, хочешь пари?
Он вышел на улицу, и к нему тут же подошла искавшая клиента девица.
— Сигаретой угостишь, красавчик?
Легионер отстранил ее с дороги и пошел дальше. Она пустилась за ним, шепча нежности ему в затылок. Легионер внезапно остановился. Повернулся к ней, лицо его исказилось, глаза сверкали.
— Пошла вон, оставь меня в покое! Не интересуюсь!
Он сделал к ней один шаг, но этого оказалось достаточно; девица убежала и потом два дня едва осмеливалась высовывать нос из дома.