В проеме показалось смуглое возбужденное лицо радиста.
— Товарищ капитан! Немцы! Где-то совсем рядом.
— Как, по-вашему, сколько до них?
— Думаю, они в километре, если не ближе…
— Да, как будто прямо в ухо кричат, — сказал капитан и подумал: «Если бы знать, сколько их. Можно было бы подождать их внизу, в засаде, ударить врасплох… А если это та самая часть, о которой говорили местные жители?.. Да еще этот мальчик с нами… Ну что ж, и не в таких переделках бывали, главное сейчас — не терять головы».
Капитан решительно подошел к русоволосому офицеру, что спал в углу с пистолетом в руке, потряс его:
— Вася! Лейтенант Карпенко! Немцы рядом.
— Приказ… — пробормотал Карпенко, не просыпаясь, и вдруг одним движением поднялся с соломы.
— Давай, Вася, быстренько предупреди ребят у моста.
…Наконец капитан дошел и до спящего мальчика.
— Вставай, Йозеф.
Мальчик испуганно сел и молча уставился на капитана.
— Не бойся, Йозеф… Все будет хорошо.
И в этот момент внизу затрещал пулемет. Ему ответили автоматные очереди, раздался сильный взрыв — это сработала мина, заложенная разведчиками под мост на случай, если враг нагрянет именно отсюда, снизу… Оттуда, от моста, к сараю бежали лейтенант Карпенко и еще два бойца.
— Товарищ капитан, — отрапортовал Карпенко, — мост взорван, выведена из строя одна машина, так что время у нас есть…
Через несколько минут отряд, не принимая боя, уходил лесной дорогой вверх по оврагу. Капитан Воронов тянул спотыкающегося мальчика. В нескольких метрах позади них бежал и отстреливался Карпенко. По другой стороне оврага отходил сержант с двумя бойцами. Трое бежали впереди. Еще немного — и они достигнут ровного, как линейка, гребня хребта. Капитан думал о том, что нужно забраться выше — там будет легче отстреливаться. Если, конечно, враг не обойдет их…
— Сержант! Сколько их? — крикнул капитан.
— Человек сорок! — крикнул в ответ сержант и дал очередь в сторону немцев. — Две бронемашины.
— Ах, сволочи! — вдруг закричал один из бойцов. — Дома подожгли!
К небу один за другим взвилось несколько столбов черного дыма. Мальчик заплакал.
— Как можно скорее добраться до гребня! Сообщите всем! На гребень! Чтобы нас не мог достать их пулемет! — крикнул капитан и, обращаясь к парнишке, спросил: — Можешь идти сам?
Мальчик был очень бледен и тяжело дышал.
— Эй, сержант! Возьмите мальчонку на спину и идите правым склоном. Там, кажется, потише.
Сержант посадил мальчика на спину и исчез за скалистым обрывом.
— Есть раненые? — спросил Воронов у подбежавших бойцов. — Нет? Отлично! Всем отходить правой стороной, под прикрытием скал. За поворотом займем оборону. Без минометов им нас не взять.
За поворотом стали слышны выкрики немцев, видны их перебегающие фигурки.
— Лейтенант Карпенко! Организуйте оборону. Я остаюсь здесь, — распорядился Воронов. — Прикройте меня.
И тут из-за поворота выскочила немецкая бронемашина. Капитан Воронов бросил одну за другой две гранаты. Дал очередь из автомата и перебежал вправо по откосу.
Он уже различал прищуренные глаза Карпенко, который непрерывно стрелял по немцам, прикрывая его. Потом услышал шум еще одной машины, увидел пламя, вырвавшееся из ствола немецкого пулемета, и тут же почувствовал, как что-то тяжелое, горячее ударило его ниже колена левой ноги…
Он лежал на сухой осенней листве, красной от крови. Теперь немцы стреляли уже с двух сторон.
— Вася, — приказал Воронов лейтенанту Карпенко, — принимай отряд и обязательно уведи с собой мальчика. Оставь мне побольше гранат, я их задержу.
— Нет, — твердо ответил Карпенко. — Нет!
— На одной ноге далеко не уйдешь. Если бы не я — вы могли бы быть уже далеко.
— Нет и нет! — отвечал Карпенко.
Мальчик расплакался.
— Йозеф, — обратился к нему капитан. — Сыграй мне, Йозеф, что-нибудь тихо-тихо, так, чтобы те, внизу, не услышали.
Мальчик приложил скрипку к подбородку и начал играть. Грустная мелодия рассказывала о раннем летнем вечере, когда коровы возвращаются с пастбищ, а в деревенских избах пахнет топленым молоком и зажигаются первые лампы. Мальчик играл о сентябрьском утре, таком чистом, о росе на лугах, о розовых горах и голубом небе над ними, об искрящейся горной речке, через которую скачут жеребята в буйной радости первого галопа. «Прости меня, мама, — думал мальчик, закрыв глаза, — что я тебя не послушался и один вернулся в деревню за скрипкой…» Он играл, и по щекам его текли слезы. Вдруг Йозеф положил скрипку на землю и закрыл лицо руками.