— Ни с места.
Он приоткрыл дверь и, просунув голову в смежную комнату, доложил:
— Я доставил двоих, полковник.
В ответ раздалось одно-единственное слово:
— Камера.
Баттилана возмутился.
— Э, нет. Пусть меня выслушают, — почти закричал он. — Я уверен, сеньор полковник войдет в наше положение!
— Куда? — рявкнул капрал и толкнул Баттилану так, что тот пошатнулся.
Гусман подумал, стоит ли сейчас противиться. Капрал снова схватил их за руки, на этот раз еще крепче, и повел. Выходя из комнаты, Гусман заметил взгляд, брошенный Баттиланой на женщину, разбиравшую картотеку, и с восхищением подумал: «Ну, этот своего не упустит». Когда он тоже посмотрел на нее, девушка обернулась и оказалась одной из тех отвратительных старух, что со спины кажутся молодыми.
Камерой была ярко освещенная комнатушка с побеленными стенами; у одной из них стояла койка.
— Хорошо еще нас оставили вместе, — заметил Гусман.
Неожиданная сердечность этих слов или жестокая нелепость всего, что сейчас произошло, победила упрямое сопротивление Баттиланы.
— Куда мы попали, дон Гусман? — спросил он, чуть не плача. — Я хочу вернуться домой, к Эльвире и девчушкам.
— Скоро вернемся.
— Вы думаете? Сказать вам правду? Мне кажется, мы останемся тут навеки.
— Бросьте вы.
— Сказать вам правду? Я веду себя с женой подло. Жена любит меня, она сияет от радости, стоит только мне появиться, а я, скотина, путаюсь с другими. Скажите сами, дон Гусман, хорошо это? А главное, когда дома есть жена, которая ни в чем никому не уступит. Но объясните, куда мы попали? Что тут? Я ничего не понимаю, но сказать вам правду? Не нравится мне это. Признаться вам? Так не похоже на мой город, на Буэнос-Айрес, как будто он остался очень далеко. Очень далеко и в другом времени. Так жутко, словно кто-то сказал: не вернетесь. Знаете, девчушкам, одной — семь, другой — восемь лет, я помогаю им готовить уроки, играю с ними и каждый вечер целую их в кроватках, когда они ложатся спать.
— Хватит, — приказал Гусман. — Мужчины нюни не распускают. Хуже этого нет. Чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы я расчувствовался и не смог защищаться? Вернее, защищать нас обоих, ведь вы в таком виде никуда не годитесь.
— Супруга...
— Да ладно вам с супругой.
— Я хочу говорить о супруге. Поймите, не о моей, Гусман, о вашей. Тут не все чисто.
— А до моей вам какое дело?
— Не знаю, куда это мы попали. Угораздило же нас попасть сюда. А все я виноват, не сумел как следует подтолкнуть машину. Прошу вас, не надо на меня сердиться. Я и сам не простил бы вам такое. Я злопамятный. Не нравится мне все это. Что теперь с нами будет? Я хотел бы облегчить душу. Ведь я встречаюсь с Карлотой.
Открылась дверь, и капрал приказал:
— Выходите.
Они повиновались. Гусман заметил, что слова Баттиланы ничуть его не задели. Он подумал: «Как будто он ничего и не сказал. Однако это не пустяки... Уж не ослышался ли я?» Когда же он мысленно произнес: «Быть этого не может», в глазах у него потемнело и пришлось прислониться к дверному косяку. Капрал быстро повел их по коридору. Они вошли в большую комнату, напомнившую ему школьный класс. За столом сидели военный и та женщина, которая их сюда впустила; на стене, над головами этих двоих, висел портрет какого-то человека с бородой. Военный, довольно молодой, бледный, с тонкими губами, смотрел на них враждебно и вызывающе. Пожалуй, самым неприятным было для него имя Карлоты в устах Баттиланы. Эти люди за столом напоминали ему не то экзамен в школе, не то суд. На минуту Гусман позабыл о словах Баттиланы, оборвал свои мысли и предположения: он полностью включился в то, что происходило с ним сейчас.
Капрал подвел их к табуреткам, стоявшим в глубине комнаты у стены, довольно далеко от стола. Военный и женщина тихо переговаривались; женщина рассеянно перебирала рукой связку ключей. Ожидание затянулось, и Гусман опять вернулся к своим мыслям. Вдруг он оторвался от целиком поглотившего его опасного раздумья: ему почудилось, будто женщина с какой-то особой настойчивостью смотрит на Баттилану. А тот тоже смотрел на нее широко открытыми глазами, и взгляд у него был цепкий, словно щупальца. Пораженный своим открытием, Гусман снова позабыл обо всем остальном и подумал: «Да он ест ее глазами, а она отвечает ему. Вот это обольститель! Обольститель высшей марки». Военный что-то шепнул женщине. Женщина подозвала капрала. Они увидели, как тот прошел к столу, получил приказ, вернулся к ним.