Сдвинув пальцы, из-за ладоней на Еремеева неверяще глянул даже Юсупов. Но потом снова закрылся ладонями, продолжая молчаливо изображать скорбь.
– Я не уйду. – Буркнул Давыдов. – Непонятно, отчего вы сами не уходите. – Покосился тот на Панкратова.
– Я уже заработал кучу денег на падении Черниговских, – деловито ответил он. – Не такую, как закопана во дворе. Но я не откажусь заработать еще.
– В таком случае, ежели никто не уходит… И рядом только верные люди… – Вздохнул из под ладоней Юсупов.
А затем медленно убрал их от лица, открывая широкую и крайне довольную улыбку, которую так чертовски тяжело было скрывать все это время.
– Это его от горя так, да? – Ткнул Василий локтем Шуйского, опасливо глядя на могущественного князя.
– Я боюсь, что от радости, – скептически отозвался тот, в очередной раз с горечью поражаясь, как изменились времена – напротив скалился в искренней улыбке его старый враг, а ему почему-то тоже было хорошо, и даже отлегло от души…
– Вася, в какой там пачке была водка? – Потер ладони Юсупов. – Нам бы наших врагов помянуть. Ну, и за здоровье молодых, разумеется.
– А нет, он вполне здоров, – авторитетно высказался гусар, оборачиваясь в сторону стены и выуживая нужную упаковку.
Не то, чтобы та была подписана и стояла второй с конца – но чутье и многолетний опыт…
– Так, а война? – Недоуменно оглядел всех Еремеев, нервно крутя перстень на пальце.
– Некогда воевать, бизнес стоит. – Открывая бутылку, указал ему Юсупов на скинутые на пол бумаги.
– Я не совсем понимаю…
– Молодой еще, – веско сообщил ему Панкратов, разливая в подставленные рюмки Шуйскому и Давыдову. – Я, так думаю, у нас только что появился новый пайщик? – Вопросительно посмотрел он на Юсупова, заново оценивая слова, сказанные в коротком телефонном звонке.
Не все, правда, сходилось, но вскоре он определенно узнает, о чем они там договаривались – равно как причины, как гнев за имперское преступление сменилось милостью…
Князь Юсупов сначала хитро улыбнулся, потом отчего-то посмурнел, но все-таки кивнул.
– Я думал ему доли Галицкого с Долгоруким предложить, – недовольно покосился он на Еремеева.
– У всех из нас было полтора рубля, – тут же изобразил тот невозмутимое лицо. – Это была честная сделка.
Теперь на него хмуро смотрели и все остальные. Потому что предприятие с участием Императора – обычно весьма успешное предприятие. И когда у тебя в нем десять процентов, а у некого мужчины с полутора рублями – двадцать один…
– Что ж я, свою кровинку без приданного отдам? – Чуть испуганно оглядев хмурых князей, похлопал ресницами Еремеев и оглянулся на князя Юсупова.
– То есть, Максиму двадцать один процент? – поиграв желваками, произнес тот.
– Н-ну да, – пожал тот плечами.
– Слышали, что мой сват говорит? – Обнял Юсупов его одной рукой и горделиво посмотрел на остальных.
– Самая богатая невеста в стране, – смирившись, грустно вздохнул Панкратов.
– За такую и десять миллиардов не жалко, – тоже осознав безнадежность что-либо выцарапать для себя, поддакнул Шуйский.
– Гор-рько!
– Василий, рано! Их еще найти надо… Кстати, где они ходят вообще?
Глава 1
Из Екатеринбурга мы привезли снег. Целый океан снега, заметавшего яркие огни ночной столицы, пока самолет шел на посадку; медленно парившего крупными хлопьями в воздухе по приземлению, сверкая в свете фар буксира и служебных машин, а так же десятка автомобилей, дожидавшихся нас в паре сотен метров от трапа.
Снег падал на плечи княжича Шуйского, вышагнувшего из салона на верхнюю ступень трапа и зорко оглядевшего встречавших нас людей. Половина машин была с его гербом – удостоверившись, юноша отшагнул в сторону, более не скрывая выход своими немалыми габаритами.
Снег медленно таял на рыжих волосах девушки, вышедшей вслед за ним. Принцесса Аймара Инка выглядела уставшей и болезненно серой. Отчасти сказались переживания последнего дня. Отчасти – виновны несколько бутылок вина, совместно приговоренных с княжичем во время полета. По официальной же версии – это все последствия посредственной готовки придорожного кафетерия, сказавшиеся только сейчас.
Девушка с благодарностью приняла протянутую ей ладонь княжича – громадную, в которой ее ладошка могла быть смята неосторожным движением, если бы не удерживалась с бережливостью самой ценной вещи на земле. Друг за другом двое осторожно спустились по ступеням и невозмутимо направились к ожидавшим машинам.