За несколько дней до отъезда Сильвия и ее подружки возобновили свою охоту за «дочерью служанки». Они опять стали подтрунивать над ней и довели до слез и ожесточения.
— Я ничего не говорю про твоего отца, — подбоченившись, как делала бабушка Вера, крикнула она Сильвии. — Я знать не хочу, кто твой отец. Но я знаю моего.
— Ну конечно, — возразила Сильвия, — теперь беги к своему папочке и нажалуйся. Это ты от матери научилась ябедничать?
— Это ты ябеда. А я не ябеда, — топнула ногой Анна. — Сейчас я маленькая, но ты еще у меня поплачешь, Сильвия де Каролис. Я тебя все-таки убью.
Девочки замолчали, а Сильвия отступила от нее — такая в зеленых глазах Анны промелькнула уверенность и решимость.
АННА. 1953
— После переговоров в Панмунхоне наконец-то, наверное, установят перемирие, — сказал американец, отхлебывая виски с содовой. У него было решительное и симпатичное лицо ковбоя, короткая стрижка и честные глаза славного американского парня из хорошей семьи. Его звали Хилари, он был из Атланты, штат Джорджия, и блестяще играл в теннис. Но война была червем, который точил его душу. — Я пошел добровольцем, — сказал он. — И провел там два года. Это было ужасно.
— Конечно, — откликнулся его друг, настроенный, казалось, на совершенно другую волну. — Война всегда ужасна.
— Нет, Арриго, ты не можешь этого понять, — настаивал американец.
Они сидели в элитарном теннисном клубе в Монце и говорили по-английски, потягивая виски с содовой в тени векового дуба, который защищал их от горячего июньского солнца.
— У нас тут тоже была война, — заметил с улыбкой граф Арриго Валли ди Таверненго. Он был на несколько лет старше своего друга из Джорджии и происходил из старинной болонской семьи — один из его предков был другом Наполеона.
— Но ты же меня не слушаешь, — с досадой воскликнул американец.
— Как это не слушаю? Я тебе даже отвечаю. — Он разговаривал с другом, но его большие темные глаза, осененные длинными ресницами, не отрываясь, следили за грациозной девушкой, которая на соседнем корте играла в теннис. Не столько ее игра привлекла внимание Арриго или ее стройные ноги и тонкая талия, сколько свет двух невероятно зеленых глаз, которые, казалось, меняли цвет, когда теннисистка, чтобы отбить мяч, поворачивалась в его сторону.
— Ах вот оно что! — воскликнул американец, хлопнув себя по лбу рукой. — А я-то, дурак, говорю с тобой о серьезных вещах.
— Если хочешь, мы можем поговорить еще о конце Сталина и убийстве Берии, — иронически ответил Арриго. — Тоже свежие новости.
— Ты ничего не принимаешь всерьез, — махнул рукой Хилари. — Постарайся хоть не забыть, что на следующей неделе мы приглашены в Рим к Кларе Бут.
— Эта дата вписана в мою память золотыми буквами, — успокоил его Арриго, положив руку на сердце подобно американскому президенту, когда тот слушает национальный гимн. Ему и в самом деле было бы лестно познакомиться с Кларой Бут Льюис, обращенной в католичество епископом Фултоном Шином, послом Соединенных Штатов в Италии.
— А пока что поедаешь глазами эту аппетитную малышку, — снова поддел его Хилари.
— Ах, то, что нам ласкает глаз, то, без сомненья, не про нас, — ответил ему в рифму Арриго.
— Шекспир? — усмехнулся друг.
— Нет, Арриго Валли ди Таверненго. — Он говорил, продолжая смотреть в сторону девушки, пытаясь поймать взгляд ее неотразимых зеленых глаз. — Шекспир был великий поэт, но он не слишком заботился о правдоподобии. Его Джульетта и Офелия были не старше ее, когда умерли от любви.
— Подача у нее хорошая. Из нее могла бы получиться отличная теннисистка, — с видом знатока заметил американец.
— Думаю, что ей уготовлено другое будущее, — сказал Арриго, намекая, что он знает кое-что.
Американец сделал еще один глоток виски.
— Похоже, что ты ждешь от меня этого вопроса. Пожалуйста: кто она такая?
— Это Анна Больдрани.
— Дочь этого великого финансиста?
— Именно она.
— Станет шлюшкой, как и все эти богатенькие девочки.
Передвигаясь по площадке, Анна отбивала мячи больше по привычке, чем по необходимости. Она старалась играть так, чтобы не терять из виду двух молодых людей, которые разговаривали и пили виски под большим дубом, и когда по ходу игры она вынуждена была поворачиваться, то чувствовала на себе взгляд больших темных глаз одного из них, красивого смуглого парня, с аристократической внешностью.