Капитан Казати жестом подозвал его.
— Подожди меня где-нибудь в сторонке, — сказал он, — но будь под рукой. — Он всегда хотел, чтобы Чезаре был в пределах досягаемости. — А пока прикажи разобрать багаж.
— Я уже сам этим занялся, синьор капитан, — ответил Чезаре.
— Тем лучше. — Он подал ему знак удалиться.
Чезаре безукоризненно четко, как и следовало по уставу, повернулся кругом и вышел, отметив тем не менее, что в глубине зала была дверь, ведущая в соседнее едва освещенное помещение. Выйдя в холл, он дважды свернул направо и оказался в темном помещении. Он уселся в маленькое кресло, притворился спящим на случай, если его застанут, и стал прислушиваться к беседе, слова которой доносились сюда довольно отчетливо.
— Боюсь, что ничего больше не могу сделать для вас, полковник, — сказал капитан Казати.
— Вы, кажется, забываете, что я очень много сделал для вашей семьи. И не только для вашей фабрики велосипедов.
— Мой отец и я всегда испытывали к вам глубокую признательность, — ответил капитан.
— Еще бы, черт побери! Без моей помощи фирма «Казати и сын» так не преуспела бы.
— Полковник Феррари, вы вынуждаете меня напомнить, что наша фирма выплатила вам ни много ни мало пятьдесят тысяч лир.
— Не так уж много. В конце концов именно я содействовал расширению вашего предприятия, посвятив этому много времени и сил.
— Полковник, вы преувеличиваете. Я не думаю, что отец пойдет на уступки. Война кончается, а с войной и поставки. А с поставками и наше сотрудничество.
— Вы, друг мой, — прервал полковник, вновь обретя тон и уверенность важной персоны, — находитесь в плену своего патрицианского происхождения, не приобретя при этом ясного практического ума. Я игрок и, как все игроки, — раб компромисса. А компромисс сродни трусости, готовой опуститься до договора с самим дьяволом, в какой бы форме дьявол ни захотел его заключить.
— Вот уже не один год моя семья покрывает ваши карточные долги, — напомнил ему капитан Казати.
— Разве я отрицал это когда-нибудь? Я и сам знаю свои слабые места. Предприниматель всегда видит дальше других. Он тоже игрок, но без его пороков.
Чезаре навострил уши и жадно вслушивался в разговор, стараясь запомнить слова и фразы, которые следовало обдумать.
— Что же вы не претворили в жизнь свои теории на этот счет? — спросил его капитан Казати.
— Я игрок. — В голосе полковника появилась особая нотка. — Игроки живут, лишь когда рискуют, и выигрывают, когда теряют. Боюсь, что это не совсем понятно для вас. Нужно самому испытать, что значит поставить на карту свою жизнь, чтобы понять это. Мечта о философском камне, который превращает металл в благородное золото. Величайший грех — жажда всемогущества. Это сродни исступлению великих мистиков. В тревожном и возвышенном мире игроков есть свои столпники и анахореты. Демон, который искушает тех и других. Есть те, кто спасается в чистоте, и те, кто погибает в грехе. Нередко поэтому итог жизни дворянина, посвятившего себя игре, подводит револьверный выстрел в висок. — Он был искренен, этот полковник, но собеседник не внял ему.
— Это, конечно, красивые фразы, — согласился Казати, — но я не думаю, что их будет достаточно, чтобы убедить моего отца выслать вам еще полторы тысячи лир. После всего, что вам уже было выплачено, это покажется ему уж слишком.
— Я не считался, когда позволил вам взглянуть на планы расширения строительства в Милане. Мне показалось тогда, что ваш отец готов на большее.
— Мы на войне, полковник. И мы практичные люди.
— Через два дня я должен заплатить карточный долг. Тысячу пятьсот лир. Если не заплачу — это бесчестье, позор. Без этой суммы я буду вынужден пустить себе пулю в лоб. — Его голос звучал униженно, покорно, как голос человека, готового на все.
— Боюсь, вы меня неверно истолковали, — сказал капитан Казати. — Наш разговор окончен. — Он поднялся и попрощался, щелкнув каблуками по-военному.
Чезаре вскочил со своего места вовремя, поскольку его начальник, взяв ключ у портье, уже направился вверх по лестнице. Он догонит его позднее, чтобы помочь ему переодеться для обычной встречи в кругу офицеров в борделе. А сейчас у него было дело поважней.
Полковник Феррари вышел из читального зала. Бледный, но спокойный, уже решившись, возможно, привести в исполнение то, о чем он поведал своему собеседнику. Он направился к своему автомобилю, где его ждал водитель.
— Синьор полковник, — окликнул его Чезаре.
— Что такое, солдат? — с удивлением спросил тот, останавливаясь.
— Вы потеряли вот это, синьор, — ответил Чезаре, протягивая ему скрученные банкноты: одну в тысячу лир и пять по сто.