— Не беспокойтесь, мистер Акерман, — уверил его дворецкий. — Джордж, он заработает свои санки. он не хочет чаевых, он хочет честно заработать.
Медленно и с чувством собственного достоинств; чернокожий робот-дворецкий удалился.
— Чертовски правдоподобно, — сказал Харви по еле короткого молчания.
— На самом деле, — согласился Джонас. Его передернуло: — Боже, подумать только, что оригинал уж добрую сотню лет как мертв. Трудно себе представить что мы на Марсе, даже не на Земле, в нашем собственном времени. Мне это не нравится — я люблю вещи, которые кажутся тем, что они есть на самом деле.
— Но ты же не против стереозаписи симфонии, которую слушаешь вечером у себя дома, — высказал Эрик неожиданно пришедшую ему в голову мысль.
— Нет, — ответил Джонас, — но это совершенно разные вещи.
— Да нет, — не согласился Эрик. — Нет больше оркестра, звук давно рассеялся и утих, концертный зал погружен в молчание; все что у тебя сеть — это двенадцать сот футов ленты, намагниченной определенным образом…, та же иллюзия, что и здесь. Только эта более закончена.
Поднимаясь по лестнице, он продолжал размышлять. Иллюзии постоянно живут рядом с нами. “Иллюзии вторглись в нашу жизнь уже тогда, когда первый бард пропел свою сагу о прошедших битвах. “Илиада” настолько же фальшива, как эти дети-роботы, меняющиеся марками на пороге. Люди всегда стремились удержать прошлое, сохранить его как можно отчетливее, и в этом чет ничего порочного. Без этого нет преемственности, есть только мгновение, А лишенное связи с прошлым мгновение, — настоящее — не имеет никакого смысла.
Может быть в этом причина моей неудачи в семейной жизни. Я не могу вспомнить наше совместное с Кэти прошлое; не могу восстановить в памяти дни, когда мы добровольно жили вместе… теперь мы вынуждены это делать.
И никто из нас не понимает этого. Никто не задастся вопросом о значении или причинах прошлых поступков, Будь у нас память получше, мы могли бы повернуть события в нечто новое, более соответствующее нашим желаниям. Возможно, все это просто первый звонок приближающейся во всем ее безобразии старости. И это в мои-то тридцать четыре!” Филис немного задержалась на лестнице, поджидая его. — Вы не хотите переспать со мной, доктор?
Вздрогнув от неожиданности, Эрик сжался. Вихрь самых разнообразных чувств захлестнул его. Тут было; и возбуждение, и надежда, и страх, почти ужас, и чувство вины, смешанное с симпатией, и он сказал:
— Ни у одного человека я не видел таких замечательных зубов, как у вас.
— Отвечайте прямо.
— Я… — он лихорадочно подыскивал ответ. Разве можно словами ответить на такое? Но разве вопрос не был выражен словами? И быть испепеленным Кэти, от которой ничего не утаишь? Он физически ощущал на себе пристальный взгляд огромных распахнутых глаз Филис. — Хм… — произнес он, чувствуя себя ничтожеством.
— Вам же хочется этого, — сказала Филис.
— Умм… — выдавил он, поникнув под этим непрошеным женским вторжением в самые потаенные уголки его души. Она докопалась до нее, до его души, и теперь пробует ее на вкус. Черт бы се побрал Она видит его как на ладони; она права — он хочет ее и вместе с тем он ненавидит ее. И это она знает — читает на его лице своими ненавистными невообразимо большими глазами, глазами, которые не могут принадлежать смертной женщине.
— Без этого вы погибнете, — сказала Филис. — Без настоящей, стихийной и глубокой…
— Один шанс, — хрипло проговорил он, — из миллиона, что это сойдет мне с рук. — Ему удалось усмехнуться. По правде говоря, то что мы торчим здесь на этой проклятой лестнице вдвоем, просто глупо, — Да вам-то что до этого? — Он направился вверх мимо нее, не глядя по сторонам и не останавливаясь. “Что мне терять, — спрашивал он себя. А ведь пожалуй она справилась бы с Кэти так же легко, дергая и ослабляя те же нити, которыми она управляет мной”.
Дверь личного кабинета Вирджила была открыта настежь. Вирджил двинулся внутрь. Все гости строго по порядку последовали за ним: впереди представители родового клана, за ними высокопоставленные служащие компании.
Эрик вошел и сразу увидел гостя.
Гость, человек, ради которого они прилетели сюда. Он сидел откинувшись; одутловатое лицо, лишенное всякого выражения, отвислые фиолетовые губы, глаза, устремленные в никуда — Джино Молинари, — законно избранный верховный правитель объединенной цивилизации Земли и верховный главнокомандующий се вооруженных сил в войне против ригов.
Его ширинка была расстегнута.
Глава 3
Когда подошло время обеда, Брюс Химмсль, начальник отдела контроля качества головного отделения тиуанской корпорации “Меха и красители”, прервал работу и зашаркал по улицам Тиуаны по направлению к своему излюбленному кафе, Это кафе привлекало его дешевизной и непритязательностью. Маленькое деревянное здание, зажатое со всех сторон большими магазинами и кирпичными строениями, собирало в своих стенах в основном рабочих и особый тип мужчин, которые к своим тридцати годам не выбрали еще способа зарабатывать на жизнь. Они не трогали Химмеля, и это было все, что ему требовалось, В действительности это было то единственное, чего он хотел от жизни — чтобы его оставили в покое. И жизнь вполне предоставляла ему эту возможность. Сидя в своем углу и ковыряясь в порции красного перца с ломтем бледного клейкого хлеба, Химмель заметил направляющегося к нему субъекта англо-саксонского типа с всклокоченными волосами, одетого в кожаный пиджак, джинсы, высокие ботинки и в перчатках, вынырнувшего, казалось, со всем своим одеянием из прошлого века. Это был Кристиан Плаут, водитель древнего турботакси; вот уже почти десять лет он скрывался здесь, в Нижней Калифорнии, от полиции, с которой у него были неприятности, связанные с распространением наркотиков. Он был слегка знаком Химмелю, потому что, как и тот, увлекался таоисткой философией.
— Salve, amicus, — произнес Плаут, протиснувшись к Химмелю.
— Привет, — обжигаясь горячим перцем, ответил Химмель. — Какие новости?
Колеся в своем такси по Тиуане круглые сутки, Плаут всегда был в курсе самых последних событий.! Если что-нибудь происходило, он оказывался тут как тут и никогда не упускал случая извлечь для себя какую-нибудь пользу.
— Послушай, — сказал Плаут, наклонившись поближе и сморщив свое сухое песочного цвета лицо. — Видишь это? Разжав кулак, он выкатил на стол капсулу; почти мгновенно его ладонь накрыла ее, и капсула скрылась так же внезапно, как и появилась.
— Вижу, — спокойно ответил Химмель, продолжая жевать.
Дернувшись, Плаут прошептал:
— Хе-хей, это Джи-Джи-180.
— Что это за штука? — Химмеля охватило мрачное предчувствие. Ему захотелось, чтобы Плаут отстал от него и поискал других клиентов.
— Джи-Джи 180, — Плаут наклонился вперед и, едва не касаясь лица Химмеля, зашептал: — Это немецкое название наркотика, который только начинает продаваться в Южной Америке как фродадрин. Его невозможно достать в Америке, да его и здесь, в Мексике, не достанешь. — Он усмехнулся, обнажив свои неровные гнилые зубы.
Химмель с гадливостью заметил, что даже его язык имел какой-то неестественный оттенок. Чтобы по-давить отвращение, он отвернулся.
— Мне всегда казалось, что здесь в Тиуане нет проблем с наркотиками, — сказал Химмель.
— Я тоже так думал. Именно поэтому меня и заинтересовал этот Джи-Джи I80, Я достал немного.
— Еще не пробовал?
— Попробую вечером. — сказал Плаут. — У себя дома. У меня есть пять капсул, одну могу, если хочешь, уступить тебе.
— Во сколько это обойдется? — В некотором смысле это было для нега очень кстати.
Плавно раскачиваясь, Плаут заговорил:
— Вызывает галлюцинации. И кое-что еще, Бии, Буу, пик-пик. — Его глаза затуманились и он по-грузился в себя, бессмысленно улыбаясь. Химмель терпеливо ждал. Наконец Плаут очнулся; — В за-висимости от человека. Нечто, связанное с тем, что Кэти называет “разновидности восприятия”. Уло-вил?.