— И ещё какие! — засмеялась Би. — Одна прачка Морис чего стоит! Ума, может, и небольшого, но красоты полный лифчик и будешь всегда при чистых подштанниках.
— Мне надо подумать, — сказала неуверенно Амата, и дальше мы шли молча.
— Отличный нарратив, коллега, — сказала мне Аврора тихо, пока я вожусь с дверью. — Про гулей. Профессионализм всегда чувствуется. Этот мир стал ещё немного глубже.
— Обращайся.
— Обязательно. Но сперва сходим в кино!
— Типа как свидание? — хмыкнул я, глядя в меню терминала.
LIPRO INDUSTRIES UNIFIED OPERATING SYSTEM
COPYRIGHT LIPRO INDUSTRIAL GROUP
INITIALIZING TERMINAL INTERFACE…
STAND BY…
[BOOT SEQUENCE INITIATED]
SYS BIOS VER: 4.7.2
MEM CHECK: OK (256 KB)
CPU: SINGULARITY-62A EMULATED CORE [✓]
DISPLAY DRIVER: ANSI-C/GLYPH9 COMPATIBLE
INTERFACE MODE: TEXT ONLY
CURSOR LOCKED: ░
SYSTEM BOOT COMPLETE
LIPRO-VAULT PROPRIETARY NETWORK TERMINAL
MAIN MENU
[1] INSERT KEY
[2] ENTER ADMIN PASSWORD
[3] LOG OFF
_' PLEASE SELECT AN OPTION: _
Выбрал «Вставить ключ» и не прогадал. Кто бы ни сбежал тогда из Убежища номер один, прихватив его с собой, он знал, что делал. Явно не рядовой техник был.
KEY ACCEPTED
ACCESS LEVEL: ROOT ADMIN
GATE UNLOCKED
REPORT SENT
Последняя строчка меня несколько напрягла — куда и какой «репорт» ушёл? Впрочем, раз этот ключ прописывается в VTA, то его использование должно фиксироваться системой: кто, когда, где и что открыл. Иначе какой в этом смысл?
— А ты против свиданий? — спросила Аврора, хитро прищурившись.
Ну, или это у неё разрез глаз такой.
— Так! — решительно заявила Би, отодвигая её наплечником брони. — Отставить клеить моего спутника!
— Это ещё почему? У вас же нет романа? Ты как собака на сене, сама не ешь и другим не даёшь!
— Он мой друг, и я обязалась его защищать!
— От меня? Я не кусаюсь!
— Вот только интрижки с китаёзой ему не хватало! А вдруг он в тебя втюрится?
— А что не так?
— Да то самое! Тебе хиханьки, а мужику жизнь испортишь!
— Хватит, хватит, — рассмеялся я. — Би, она тебя специально дразнит, не ведись. Аврора, я не против свидания, но вряд ли в том кинозале есть попкорн и места для поцелуев.
— Это не кинозал, а учебный класс, — уточнила Амата. — Там парты и проектор, больше ничего. Попкорн бывает в столовой, но только по праздникам, и до неё топать через два яруса.
— А что за «места для поцелуев такие»? — заинтересовался Энди.
— Мы так шутим, не обращайте внимания, — объяснил я. — А это что такое?
Из коридора открылся вид на отделённое от нас толстым стеклом помещение, заполненное странного вида приборами. Горит дежурный свет, но оборудование покрыто пылью там, где не накрыто чехлами.
— Старые исследовательские лаборатории, — пояснила Амата гордо. — Ещё довоенные, которые строили одновременно с Аллокатором. Здесь совершались великие открытия!
— Смотрю, жизнь больше не кипит? Всё открыли?
— Не знаю… — немного растерялась она. — Я как-то просматривала старые логи, сразу после войны исследования велись очень активно. Биологи разрабатывали новые сельскохозяйственные культуры, устойчивые к радиации, химики искали способы ускоренной деактивации почв, инженеры создавали защитные костюмы, робототехники строили ботов-исследователей, чтобы собирать информацию о пустошах. Знаете, мне нравится читать логи тех лет, такое ощущение, что войну так долго ждали, что, когда бомбы упали, все сказали с облегчением: «Ну наконец-то! Теперь мы знаем, что всё было не зря!» Понимаете, о чём я?
— Ещё как понимаю.
— Так вот, тогда был такой как бы всеобщий душевный подъем, энтузиазм, готовность трудиться сутками. Да, сожалели о миллионах погибших, но настрой… Как бы вам объяснить?
— «Всё плохое уже случилось, значит, дальше будет только хорошее!» — помог ей я.
— Да, именно, вы прекрасно уловили суть. Люди верили, что человечество прошло через процесс очищения. Да, болезненный, да, обошедшийся немыслимо дорого, но зато теперь можно построить новый мир! Рациональный, логичный, правильный, без нелепых пережитков прошлого, без всяких там китаёз, которые невесть что о себе возомнили… Ой, простите, — осеклась она, покосившись на Аврору.
— Ничего-ничего, я привыкла, — небрежно отмахнулась она, что-то высматривая в лаборатории. Прижалась носом к стеклу, отгородившись ладошками от света, и смотрит. Что там такого интересного может быть, спустя столько лет-то?
— Но потом, — продолжила Амата, — всё как-то постепенно сошло на нет. Продолжительность пребывания с самого начала сильно недооценили, энтузиазма хватило на годы, но не на десятилетия, уже первое поколение родившихся в убежище оказались совсем другими людьми, им не так уж и хотелось наружу. Их гораздо больше интересовало положение во внутренней иерархии, результаты тестов, рейтинг, уровень, ярус проживания, чем какая-то «новая жизнь на поверхности», до которой, к тому же, доживут в лучшем случае их дети, если не внуки. В каждой трансляции нам напоминают про «великие цели и задачи Убежища», но вот взять меня: я родилась тут, и родители мои родились тут. Поверхность меня скорее пугает, чем манит, даже несмотря на возможность назло евгенической комиссии завести детей.