Мне ожидаемо не поверили. Нет никакого «снаружи», вернее, там радиоактивный ад, в чём каждый может убедиться, посмотрев на показания приборов, которые приходится дистанционно менять раз в два месяца, потому что дольше они там не выдерживают.
Я пожал плечами и сказал, что мне, дикой твари из диких пустошей, плевать слюнями на их приборы, потому что реальность жестока.
На меня продолжили давить, чтобы признался, с какого я на самом деле яруса и сектора, потому что, разумеется, в эту дикую чушь про жизнь снаружи никто верить не собирается. Очевидно, что я провокатор, пытающийся внести сомнения в правильность линии руководства. Ну а раз это так, то мне следует признаться, в чьих интересах я действую.
На этом этапе я понял, почему они так долго размышляли перед тем, как начать разговор, а также причину, по которой меня не бьют. Похоже, что начальник службы безопасности подозревает за мной какие-то кланы и силы влияния из высшего руководства. Ведь должны же быть там кланы? Не могли не возникнуть за столько-то лет. Наверняка у руля толкаются жопами две-три группировки, ставленником одной из которых является Смотритель, а остальные только и думают, как бы его подсидеть. Коллективы состоят из людей, а люди везде одинаковы. Вот безопасник и пытается выяснить, какая из группировок подсунула ему меня и зачем.
Я, меж тем, стою на своём — пришёл снаружи, ваших раскладов не знаю, ежели чего и нарушил, то по недомыслию своему. Чего с дикаря взять-то?
— Ну что ты несёшь? — не выдержал офицер, когда наши переговоры окончательно зашли в экзистенциальный тупик несовместимой аксиоматики. — Даже будь наверху какая-то жизнь, ты, парень, не оттуда. Руки вытяни!
Я удивился, но исполнил требование.
— Вот, — он ткнул мне пальцем в левое запястье. — Видишь?
Я увидел, и мне стало стыдно. VTA я снял, но след от него остался. Не знаю, как безопасник себе объяснил мой загар, может, тут есть солярии, но граница тёмной и светлой кожи не там, где он была бы от рукава, и характерные потёртости тоже присутствуют. Всё-таки эта игра иногда поражает реалистичностью деталей.
— Ты не смог бы активировать ключ без VTA, — безжалостно добил моё самолюбие офицер, — кроме того, не каждый инженер сумеет найти терминал разработчика, активировать его, авторизоваться и попытаться влезть в корневые меню, а ты меня хочешь убедить, что это удалось какому-то бродяге с поверхности? Нет, парень, я расскажу тебе, как всё было. Не знаю, стёрли ли твоё лицо из базы биометрии, или специально выращивали тебя с детства, не регистрируя. Есть идиотки, что тайно рожают вне программы евгеники, а потом растят этот биомусор, пряча ото всех. Может, ты из таких, почём мне знать? Тебя нанял или подготовил кто-то из высших граждан, тебе объяснили, как попасть к Аллокатору и что нажимать в меню, дали этот чёртов ключ. Я не осуждаю. Если ты из биомусора, то выбора у тебя не было, но мне этот геморрой совершенно ни к чему. Знать не хочу, что они там мутят у себя наверху, что хотели поменять в Аллокаторе, и что у них пошло не так. При любом раскладе я выйду крайним — либо за то, что допустил, либо за то, что пресёк. VTA ты выбросил, опознать мы тебя не можем, а значит, имею право официально признать тебя нелегально рождённым и отправить на утилизацию.
— Так что же не отправили?
— Не хочу быть крайним. Охрана!
Вошли два здоровяка с дубинками и в защитном обвесе.
— Доставьте этот биомусор наверх. Пусть сами разбираются.
Меня провели по коридорам, где встречные жители, увидев подконвойного, менялись в лице и старались куда-нибудь свернуть. А если это было невозможно, то делали вид, что их тут нет и они ничего такого не видят. Зато прогулялся по центральному залу Убежища. Это самое большое помещение, с галереями, высоким потолком и ярким, почти как солнечный, светом. Место, где можно отдохнуть от давящих на голову перекрытий и сделать вид, что ты на поверхности. Правда, уже второму поколению это, наверное, стало не нужно. Привыкли жить под землёй, гулять по коридорам, проводить досуг перед терминалами Аллокатора в комнатах отдыха, слушать постановки о «Серебряном Плаще», танцевать под правильную музыку (никакого придуманного коммунистами рок-н-ролла), знакомиться с противоположным полом в рамках евгенических программ, проходить ежегодные тесты на лояльность и восторженность мышления, чинить ветшающее оборудование, не позволяя себе думать, что будет, когда оно обветшает окончательно. И, разумеется, чётко знать, что никакой жизни наверху нет.
