– Грейсон Хоук?
Я поворачиваюсь.
Какой-то тип в кепке Вашингтона протискивается через толпу прямо ко мне.
– Да?
Обычно я не трачу время на болельщиков соперников, когда не на работе, но сейчас, если честно, я не против развлечься небольшим троллингом.
– Это реально ты? – Мужик щурится из-под козырька.
Я бросаю быстрый взгляд на Остина, потом на Тейта.
– Ага.
– Отлично.
Я даже не успеваю понять, что происходит.
Резкая вспышка боли взрывается у меня в глазу.
Я слышу, как хрустит кость, пока удар разносится по всей голове.
– Грязный читер! – орет этот ублюдок.
Но я не могу открыть глаз, чтобы его увидеть.
Все расплывается. Я отшатываюсь, чуть не падаю со стула, но кто-то хватает его, удерживая на месте.
Где-то рядом слышу, как Остин в ярости рычит:
– Что ты, блядь, себе позволяешь?!
Раздается скрежет стульев по полу.
А потом…
Тьма.
Глава 14
Айви
Дверь в мой новый офис распахивается с таким грохотом, что жалюзи на стеклянной стене заходят ходуном, а вместе с ними – и мои надежды на безоблачное будущее в этой компании.
– Какого х…? – Челюсть отвисает сама собой. Я поднимаю взгляд, пытаясь понять, кто вообще осмелился так заявиться.
– Атланта.
Как только я слышу этот голос, у меня глаза расширяются, а горло сжимается.
– Неплохое новое логово, – ухмыляется он, криво усмехаясь, натягивая бейсболку пониже и поправляя солнечные очки.
Из всех людей на планете, которые могли бы вломиться ко мне в кабинет, Грейсон был самым последним, кого я ожидала увидеть.
– Крис упомянул, что ты получила повышение, пока я летел сюда, – в его голосе слышится язвительная насмешка. Он оглядывает офис, задирая подбородок, словно оценивает выставку современного искусства. Я здесь меньше недели, так что обстановка пока… ну, скажем, минималистичная.
– Что забавно, потому что буквально пару часов назад ты заявила, что единственная причина, по которой ты меня еще не засудила, – это то, что ты хочешь стать партнером.
Он делает паузу, скрещивает руки на груди, склонив голову набок, и усмехается:
– Ну что, детка? Теперь-то что мешает?
Я зажмуриваюсь, потирая виски, потому что эта долбаная головная боль, которая всегда возникает, когда я думаю о Грейсоне, теперь только усилилась от его реального присутствия.
Я не буду кривиться. Я не буду кривиться. Я. НЕ. БУДУ. КРИВИТЬСЯ.
Громкие шаги – он проходит дальше в кабинет, засовывает руки в карманы и осматривается, как будто выбирает место для пикника. Почему одно его появление бесит меня до зубовного скрежета? Ах да, потому что после того, как он вчера бросил трубку, я сделала величайшую ошибку в своей жизни – написала ему извинения.
Нет, мало того – я приползла к нему на коленях в этом чертовом сообщении. Потому что, видите ли, решила, что действительно задела его за живое.
А самое позорное? Он мне даже не ответил.
А теперь он здесь, расхаживает по моему офису, будто это его ежедневный ритуал, а я должна стоять и благоговейно пускать слюни на его присутствие.
Тяжело вздохнув, я обхожу стол и пулей лечу к двери. Выглядываю в коридор – ага, конечно. Все мои коллеги пялятся в открытую. Еще бы – крупнейший клиент нашей фирмы впервые явился сюда, да еще и с выражением лица, будто сейчас устроит показательное убийство.
Грейсон, мать его, обожает эффектные выходки.
Я захлопываю дверь, поворачиваю ключ, затем опускаю жалюзи, отрезая нас от любопытных глаз. Разворачиваюсь, сверкая глазами:
– Какого черта ты здесь делаешь?! – выплевываю я.
Он меня игнорирует. Неторопливо идет к новенькому белому кожаному дивану, замирает у окна и смотрит на мой панорамный вид на город.
– Значит, этот офис шел в комплекте с повышением?
Я не отвечаю – очевидно же, что он не ждет реакции. Его взгляд падает на коробки у дивана.
– Ты только въехала?
Я встаю рядом с ним, мельком гляжу на улицу.
– Ага.
Скрестив руки на груди, я возвращаюсь за стол и опускаюсь в свое серое кожаное кресло. Благодарить его за повышение? После того, как он вчера был со мной таким мудаком? Ха. Щас.
– Так что ты здесь делаешь, Грейсон? Разве ты не должен быть в самолете в Колорадо?
Он смеется, качая головой:
– Атланта. Вечно следишь за мной.
– Нет, мне просто приходится знать, где ты торчишь большую часть времени. Я заношу это в календарь, но, поверь, не выслеживаю.
– Логично. Хотя, если бы ты правда за мной следила, то уже знала бы об этом.
Он снимает кепку, и передо мной предстают его растрепанные темные волосы. Затем он опускает очки.
Я вздыхаю, прикрывая рот ладонью.
– Что за… Что, черт возьми, с тобой случилось?!
Его лицо слева похоже на перемолотый грейпфрут. Левый глаз почти не открывается из-за здоровенного багрового отека на скуле. Кожа переливается всеми цветами гематомного спектра – розовым, фиолетовым, желтым. Я едва удерживаюсь, чтобы не потянуться и не коснуться этой чертовой катастрофы.
Но, как бы он ни выглядел, я все еще зла.
– Вчера после нашего «небольшого разногласия» засиделся в баре, – говорит он, садясь. Ну да, назвал бы еще «приятной беседой».
– Один фанат обозвал меня грязным мошенником и решил, что его кулак должен отправиться мне прямо в лицо. Я не ожидал, иначе увернулся бы или хотя бы отбросил его прежде, чем получил в табло.
Он делает паузу, потом хмыкает:
– Конечно, ты бы уже знала обо всем этом, если бы отвлеклась от моих фоток в полотенце и почитала хоть одну новость обо мне.
– Это случилось после?
Он кивает.
– Ага. Ночь в приемном покое, телефон в авиарежиме, так что твое сообщение увидел только с утра. Подумал тебе позвонить, но раз уж меня официально посадили на скамейку запасных минимум на десять дней, решил вместо этого заглянуть в гости к моей любимой юридической богине.
Он пожимает плечами, одаривая меня какой-то нелепой улыбкой. И, блин, это даже мило.
– Десять дней?!
– Не переживай, Атланта. Через два дня мне надо быть в Шарлотте на осмотре. Ждут, пока отек хоть немного спадет, чтобы понять, что там творится под всей этой красотой, – он осторожно обводит рукой лицо, стараясь не задеть синяк. – Надеюсь, я хотя бы не угробил свой фирменный подмигивающий глаз.
– Свой что?
– Подмигивающий глаз. Тот, который я закрываю, когда подаю мяч, чтобы выбесить игроков.
– А фанат решил, что тебе будет сложнее это делать с таким лицом?
– Ты правильно поняла.
Я морщусь и опускаюсь на диван рядом с ним. С этого ракурса опухоль выглядит еще хуже – здоровенный шишак размером с мяч для гольфа.
Рука сама собой поднимается, хочется убрать его растрепавшиеся волосы с лица, но я резко останавливаюсь.
– Грейсон, мне так жаль…
Он крутит в руках свою кепку, и я вижу, как в нем закипает злость. Как бы он меня ни бесил, я не желала ему физической расправы.
Но тут он поднимает руку и поворачивается ко мне, заставляя замолчать.
– Нет. Это мне жаль.
Он задумчиво мнет край кепки, потом морщится от боли.
– За вчерашний вечер, – уточняет он, и я вдруг проваливаюсь глубже в диван. – Не стоило мне так грубо с тобой разговаривать и орать.