Потому что я скучаю по Атланте.
Господи, как же я скучаю по Атланте.
Кто бы мог подумать, что запах раскаленного асфальта и горячего дегтя может быть таким родным? Да, в Калифорнии воздух пропитан солью, а песок приятно щекочет ступни, но в Джорджии, да и вообще на юге, было что-то такое, от чего сердце билось быстрее.
Там я была кем-то. Я была важна. Я не просто существовала, мчась по орбите вместе с Землей. А здесь, в Калифорнии, я словно снова застряла в детстве. И мне совсем не хочется снова становиться той маленькой напуганной девочкой.
Я направляюсь на кухню, достаю напиток из холодильника и, облокотившись на столешницу, делаю глоток.
– Так почему ты сегодня дома так рано? – снова спрашивает отец.
Я невольно ругаюсь про себя – черт, а я-то надеялась, что он забыл.
Я делаю глоток воды, закручиваю крышку и спокойно отвечаю:
– В агентстве по усыновлению отключили электричество, так что нас всех отправили по домам.
Не совсем ложь. Отключение действительно было… два дня назад.
Работать волонтером в агентстве, через которое меня когда-то удочерили, конечно, далеко не так эффектно, как работать на Чета, но я не могу отрицать, насколько это наполняет душу.
Если бы у меня была возможность работать с ними pro bono до конца жизни, я бы так и сделала. Разбираться с юридическими документами, ускорять процесс усыновления – все это дало мне больше смысла, чем я когда-либо могла представить. Но тех часов, что они могут мне предложить, явно не хватает, чтобы мой перегруженный мозг был занят, а кошелек – полон.
Отец на секунду замирает, разглядывая меня из-за кухонного острова.
– Я говорил тебе, как горжусь тобой?
Я закатываю глаза – ну конечно, оба моих отца едва сдержали слезы, когда я рассказала, что агентство с радостью приняло мое предложение работать у них pro bono.
– Только каждый раз, когда я захожу в дверь.
Хотя, если честно, это не совсем то, что я увидела в их глазах, когда два месяца назад впервые переступила порог. Они были рады мне, но не смогли скрыть разочарование, когда я призналась, что меня уволили, а не ушла по собственному желанию. Я так много работала, чтобы получить свою должность… И спустила все коту под хвост ради горячего секса с бабником-питчером.
Да, родители явно не встречали меня с какао и объятиями за такую глупость.
Сжимая в руках сумку, я бросаю:
– Мне нужно закончить пару дел перед тем, как отключиться на сегодня. Буду у себя, если что.
– Хорошо, милая. Сегодня на ужин феттуччине альфредо.
– Не могу дождаться, – вздыхаю я, вспоминая все те шикарные рестораны, куда я ходила в Атланте.
С тех пор как я вернулась, я ни разу никуда не выбиралась. Все мои школьные друзья давно двинулись дальше – обзавелись семьями, детьми… А я все еще ломаю голову над тем, что поем на завтрак завтра утром.
Открываю дверь в свою комнату, которая уже давно не совсем моя. Декор здесь менялся чаще, чем количество лет, что я прожила в этом доме. Бросаю сумку на старый письменный стол, за которым училась в шестнадцать, и опускаюсь в офисное кресло. Запрокинув голову, смотрю в потолок и тяжело вздыхаю.
На белой поверхности все еще видны жирные пятна – следы от светящихся звезд, которые я когда-то прилепила туда. Когда была маленькой, я постоянно задавалась вопросом, почему папа не закрасил их, ведь они каждый год перекрашивают стены.
Только когда мои чемоданы уже стояли в машине, готовые к отъезду в колледж, он мне признался. Оказывается, эти звезды были первой вещью, которая сделала этот дом и моим тоже. Он не хотел, чтобы я подумала, будто они хотят избавиться от следов моего присутствия в их жизни.
Ну, это, конечно, слишком глубокая философия для каких-то звездочек на потолке, но когда папа признался, что иногда заходил в эту комнату, просто чтобы взглянуть на них и вспомнить меня, я чуть не разрыдалась.
К горлу подступает ком, и я сглатываю, выталкивая из себя эмоции вместе с ним.
Все мои мечты о лучшей жизни, о том, как я буду делать родителей гордыми, рассыпались в прах, словно удар в солнечное сплетение. Я попыталась выйти в большой мир. А в итоге оказалась там же, где начинала, пытаясь понять, как снова запустить свою жизнь с нуля.
Что мне теперь делать?
Это вопрос, который я задаю себе каждый день, сидя в той самой кофейне и наблюдая, как другие люди живут свои жизни. Я ненавижу то, кем стала. Наблюдательницей. Человеком, который просто смотрит, как живут другие.
Я тоже хочу жить.
Но первый шаг кажется невозможным прыжком в бездну.
Я вытаскиваю свой старый ноутбук, включаю его и жду, пока он зажужжит, оживая. В комнате разносится громкий шум вентилятора, а я машинально ковыряю старую наклейку, оставшуюся с университетских времен.
Красные буквы Atlanta University сверкают в ответ.
Атланта .
Я фыркаю про себя.
Я никогда не думала, что это слово приобретет для меня совсем другой смысл. Или что сердце будет сжиматься каждый раз, когда кто-то произносит их рядом со мной.
Грейсон так и не пытался связаться со мной с тех пор, как я ушла из офиса. По условиям моего увольнения, я не имею права контактировать с клиентами минимум три месяца. Не то чтобы я ждала, когда этот срок закончится. Я даже не знаю, что бы ему сказала.
Черт, я даже не знаю, чем все закончилось после того интервью, потому что до сих пор боюсь его загуглить.
Но этот вынужденный разрыв никак не помогает мне двигаться дальше.
По ночам он по-прежнему преследует меня в снах – его поцелуи, его руки на моем теле, шепот в постели его гостиничного номера... И я тянусь к нему, жадно ловлю каждое прикосновение, только чтобы снова проснуться одна, в своей подростковой спальне, под старыми простынями.
Я провожу рукой по лицу, раздраженно ворча.
Как же я хочу просто стереть его из своей памяти. Его прикосновения. Его запах. Все.
Моя жизнь теперь другая. И мне пора двигаться дальше.
Отбрасывая ненужные мысли, я кладу руки на клавиатуру ноутбука и открываю браузер. Начинаю искать вакансии в местных детских благотворительных фондах и других некоммерческих организациях – и невольно усмехаюсь, вспоминая, кем я была раньше.
Я мечтала забраться на самую вершину этой скользкой карьерной лестницы, стать единственной женщиной, стоящей там среди мужчин, которые смотрят на меня снизу вверх с восхищением.
А теперь я знаю: можно иметь все – и все равно чувствовать, что твой мир вот-вот рухнет.
И он рухнул. Громко. Позорно.
Спустя несколько часов я со стоном перебираюсь на свою узкую кровать, беру телефон и расслабленно погружаюсь в легкое одеяло.
Перебрасываю телефон из руки в руку, размышляя о том, на что до сих пор не могла решиться с момента своего приезда.
Пора.
Разблокировав телефон, я пролистываю экраны до приложения для знакомств, которое скачала на прошлой неделе, и открываю свой профиль, который до сих пор не опубликовала.
После пары бокалов вина с папами я забралась сюда и его создала – и, честно говоря, для полу-пьяной работы он не так уж и плох.
Я клялась себе, что больше никогда не буду встречаться после всего, что произошло с Джеймсом и Грейсоном. Но после долгих размышлений поняла, что не хочу, чтобы мое прошлое определяло мое будущее.