Мне хочется придушить его за то, что он так суетится, но я знаю, что будет выглядеть более подозрительно, если он не будет торговаться. И все же, когда спор затягивается, и он грозится развернуться и забрать свои мешки с рисом басмати домой, мне приходится сдерживать себя, чтобы не стукнуть по доскам сверху, чтобы напомнить ему, что попасть внутрь важнее, чем получить свои деньги.
Наконец, охранники соглашаются на цену чуть ниже, чем хочет Камбар, и я чувствую, как повозка кренится, когда мы въезжаем внутрь комплекса.
Я ненавижу сидеть взаперти. Жарко, как в аду, и я чувствую себя уязвимым, хотя мы с Подрывником вооружены до зубов. Кто-нибудь может облить эту телегу бензином и поджечь ее, прежде чем мы сможем прострелить себе путь наружу. Если Камбар предаст нас.
Мы работали с ним два года без перерыва. Так что мне хочется думать, что я могу доверять этому парню. Но я также знаю, что он сделает многое за правильную цену. Он много чего сделал для меня, когда я дал хорошую взятку.
К счастью, мы проезжаем на территорию комплекса без происшествий. Камбар подгоняет тележку к тому, что я предполагаю, является кухонным помещением, затем начинает выгружать рис.
— Надеюсь, этот запах исходит от быка, а не от тебя, — шипит на меня Подрывник.
Вот уже почти три часа мы теснимся здесь вместе, как двое влюбленных в одном гробу. С Подрывником, безусловно, гораздо более интимно, чем я когда-либо надеялся испытывать.
Он неплохой парень, немного глуповат, немного сексист и чертовски плохо умеет рассказывать анекдоты. Но он — трудяга, и я могу рассчитывать на то, что он будет следовать плану.
Нас наняли, чтобы убить Нура, лидера этой конкретной ячейки — Боко Харам. Он бесчинствует на северо-востоке Нигерии, пытаясь блокировать демократические выборы и установить свое теократическое государство. Разумеется, с ним во главе.
Он захватил сотни заложников, а затем убивал их, когда города отказывались открыть перед ним свои ворота или заплатить требуемый им возмутительный выкуп.
Что ж, сегодня это закончится. Боко Харам — это гидра с сотней голов, но я собираюсь отрубить хотя бы одну.
Жаль, что со мной нет моей нормальной команды. Это опасная работа. Я бы предпочел, чтобы рядом со мной был Призрак или даже Псих. Но — Черные рыцари сейчас заняты на Украине. Подрывник был лучшим вариантом в это время.
— Я так хочу в туалет, — бормочет он.
— Я же говорил тебе не пить много воды.
— Так чертовски жарко, хотя ...
— Шшш, — шиплю я на него.
Я слышу, как по крайней мере еще один человек помогает Камбару разгружать повозку. Меньше всего мне нужно, чтобы повстанцы подслушали нытье Подрывника.
Я слышу, как Камбар болтает с кем-то в дюжине ярдов от меня. Затем пауза. Затем три быстрых стука по боку тележки, которые говорят нам, что все чисто.
Я тянусь, откидываю защелку, удерживающую наш маленький отсек. Двери распахиваются, выбрасывая нас с Подрывником в грязь под телегой. Я вижу копыта быка у своей головы и два шатких колеса по обе стороны от меня. Мы с Подрывником катимся между колесами, прячась за пирамидой из бочек с маслом.
Камбар даже не оглядывается на нас. Он снова забирается в повозку и щелкает вожжами, свистком подгоняя быка.
Мы с Подрывником прячемся за бочками с маслом еще два часа. Подрывник роет канал и освобождает свой мочевой пузырь, и я хотел бы, чтобы он не делал этого в двух дюймах от моего локтя, но других вариантов нет. Я слышу, как повара суетятся на кухне, готовя обед для пятидесяти или около того солдат внутри лагеря.
Я чувствую аппетитные ароматы шипящей баранины и пузырящегося томатного соуса.
— Мы могли бы пробраться внутрь и перекусить... — шепчет Подрывник.
— Даже не думай об этом.
Наконец стемнело, и я уверен, что все уже закончили есть. Я вижу отблеск света фонаря в окне в юго-западном углу комплекса. Комната, которую использует Нур.
— Пошли, — бормочу я Подрывнику.
Я не хочу ждать, пока вступит ночной дозор. Я хочу действовать сейчас, пока все сыты и сонливы, пока солдаты, которые весь день наблюдали за комплексом под жарким солнцем, отсчитывают минуты до того момента, когда они смогут пойти покурить и выпить, поиграть в карты или пораньше лечь спать.
Мы наблюдаем за комплексом уже несколько дней. Я достаточно хорошо представляю, где размещены охранники и как выглядит схема их патрулирования.
Мы с Подрывником крадемся по черной лестнице.
Комплекс напоминает средневековый замок, большие, округлые камни, окна без стекол, прорезанные в стенах. Вместо стекол висит цветная ткань, чтобы пыль не проникала внутрь.
В таких местах нет кондиционеров. Они полагаются на кирпич или камень, а также на поток воздуха, чтобы сохранить в помещениях относительную прохладу.
Подрывник держится в стороне, а я высовываю голову из-за угла, проверяя, нет ли охранника. Он стоит у одного из окон, выходящих на улицу, его винтовка лежит прикладом вниз на каменном полу рядом с ним, ствол упирается в стену.
Небрежно. У этих людей нет никакой подготовки. Они достаточно свирепы против безоружных гражданских, против женщин и детей, но их чувство непобедимости незаслуженно.
Я подкрадываюсь к нему сзади и обхватываю его за горло, закрываю ему рот рукой и душа его. Я жду, пока он обмякнет в моих руках, затем осторожно опускаю его на пол.
Я снимаю с мужчины одежду. Он одет в камуфляж, с зеленым тюрбаном и обмоткой на лице, чтобы показать свою преданность. Он гораздо меньше меня, но, к счастью, верхняя часть одежды и брюки мешковатые, вероятно, вытащенные наугад из стопки униформы.
Я надеваю его одежду поверх своей, благодарный за тюрбан, потому что с его помощью я могу скрыть свое лицо. Когда я готов, Подрывник прикрывает меня, когда я подхожу к двери Нура.
Дверь подпирают два охранника. Эти двое знают, что лучше не опускать винтовки и не проявлять никаких признаков скуки. Если Нур поймает их на безделье, он пристрелит их сам. Или прикажет применить одну из своих самых изобретательных и отвратительных пыток.
В последний раз, когда его повстанцы взяли заложников за пределами Тарабы, он приказал отрубить им всем руки и подвесить на веревке. Половина заложников умерла от инфекции или потери крови. Нура это, похоже, не волновало.
Глядя в пол, чтобы спрятать лицо, я целенаправленно иду к охранникам.
— Сообщение для Нура, — бормочу я на канури.
Охранник справа протягивает руку за посланием, думая, что я принес записку или письмо.
Вместо этого я перерезаю ему горло своим ножом Ка-Бар.
Он беззвучно задыхается, подносит руки к шее, скорее от удивления, чем от чего-либо еще.
Охранник слева открывает рот, чтобы крикнуть, и замахивается на меня винтовкой.
Я блокирую винтовку рукой, зажимаю ему рот. Затем я наношу ему шесть ударов ножом в грудь.
Оба мужчины падают почти одновременно. Невозможно заглушить ни звук падения их тел, ни бульканье справа.