Клок принял родственников не очень любезно.
— Ты вот отпустила мужа в партизаны, — сорвут ему немцы голову, а мне потом нянчись с вами…
Мать поселилась с ребятами в уголке за печкой и пошла вместе с тринадцатилетним Колей работать в колхоз. Десятилетняя Настенька оставалась дома. Нянчила Бориску и стряпала на всех.
Коля и Настенька быстро подружились с ребятами деревни.
Осенью ребята нашли в лесу старое глинища Когда-то здесь брали глину для кирпичного завода. В отвесных стенках глубокой ямы было много выемок, похожих на пещеры.
— Вот это да! Партизанское местечко, — сказал Коля.
С этого дня он стал «товарищ К.», а все ребята — бойцами его партизанского отряда. «Партизаны» немедленно принялись за работу. Они расширили и углубили одну из пещер, сделали стенку, навесили дверь, прорубили окошко, смастерили стол, нары, сложили печурку. Командир повесил на стену часы-ходики. Правда, они всегда показывали только одни минуты: у ходиков не было часовой стрелки.
— Дворец, а не блиндаж! — весело заявил «товарищ К.», когда работа была кончена. И серьезно добавил: — Только чур никому не болтать про нашу пещеру. Начальником продовольствия назначаю Настю. Она умеет картошку жарить с салом лучше, чем мама. Сала всегда много кладет… А начальником разведки будешь ты, товарищ Ю.
Ребята натаскали из дому и «провианту»: картошки, сухарей, сала, муки, крупы.
Но жить в землянке ребятам не пришлось. Когда начались бои за Солнечногорск, взрослые ушли в лес, забрав и ребят. Только несколько семейств осталось в деревне. Остался и Иван Клок.
— Чай, немец даром не убьет. А забрать у меня нечего. И тебе не советую, — говорил он матери, — чего ты ребят будешь морозить в лесу? Или у тебя на лбу написано, что муж в партизанах? А уйдешь — назад дорожку забудь. Зимуй там, как ведмедиха со своим выводком…
Раз ночью кто-то постучал.
— Кто там? — спросил перепуганный Клок.
— Свои, откройте. Командир раненый… Не бойтесь. Помогите только мне перевязку сделать, — говорил раненый.
Клок хотел спросить еще что-то, но тут к двери подскочил Коля и, отбросив крючок, распахнул ее. В избу, опираясь на винтовку, хромая на одну ногу, вошел человек в шинели. Морщась от боли, он опустился прямо у двери на пол.
Клок схватил свой тулуп и вышел послушать, нет ли близко немцев. Ребята помогли матери стащить сапог с раненой ноги. Нога была прострелена в двух местах. Одну рану мать перевязала бинтом из пакета командира, вторую — чистым полотенцем.
— Небось, больно тебе, родненький? А ты потерпи, потерпи… Куда же пойдешь-то теперь?
— Ничего, мамаша, мне бы только до леса дойти, а там до своих доползу.
— Кабы спрятать тебя где, да мы сами тут чужие…
Коля и Настенька переглянулись: они вспомнили оба про свою пещеру.
— Мама! Товарищ лейтенант, мы можем вас спрятать, — зашептал Коля, — в лесу… вас там сроду не найдут! У нас там землянка с печкой… И картошка есть и сухари…
В избу вбежал перепуганный Клок. У него дрожали губы.
— Немцы… немцы!.. Скорей уходи!
Он помог лейтенанту встать и выйти за дверь. Вдруг он увидел Колю и Настеньку. Они торопливо одевались.
— А вы куда? Не пущу!
Но ребята прошмыгнули в дверь за командиром. Тот ползком пробирался к задворкам. Коля достал из-под крыльца санки. Ребята нагнали командира, уложили на санки и быстро потащили санки со двора. На другом конце деревни уже шумели немецкие грузовики и слышалась немецкая речь.
Под утро ребята добрались до глиняной пещеры. Они уложили раненого на нары и растопили печурку. Коля пошел за дровами, а Настенька принялась убирать землянку. Она вымела набившийся в щели снег и заткнула все дыры еловыми ветками.
— Ну, теперь отправляйтесь домой, ребята! А то мама будет тревожиться. Я уж сам тут буду хозяйничать, — сказал лейтенант.
Настенька позвала брата, и они о чем-то долго шептались за дверью.
— Мы не пойдем домой, мы будем жить с вами, — сказал Коля.
— А мама? Она же будет волноваться за вас. Нет, нет, идите домой, — решительно сказал лейтенант. — Или, ребята, тогда я уйду, — ползком, а уйду.
— Что вы! Никуда вы не уйдете. Лежите. Мама знает, куда мы пошли. А вам здесь опасно одному… Настенька, давай картошку жарить.
Пришлось лейтенанту подчиниться. Он лежал на нарах и смотрел на ребят. В землянке стало тепло и уютно. Аппетитно запахло жареным салом. Коля подтянул гирьку и толкнул маятник: ходики затикали. Рядом с ходиками лейтенант заметил берданку, шомпол и штык. Он все понял.
— Партизанить собирались? — спросил он серьезно.
Коля покраснел.
— Это хорошо. Только теперь придется вам со мной возиться. Вылечите меня в своем госпитале, тогда можно будет и партизанским делом заняться.
Картошка поспела.
Настенька поставила сковородку около командира и подала ему вилку. Сами они вооружились ложками.
— Ух, хороша! — похвалил картошку лейтенант. — Только, кажется, соли маловато.
Настенька вдруг положила ложку и отошла в угол. Лейтенант увидел, как у нее задрожали плечи.
— Настенька, ты чего? — удивился лейтенант. — Почему ты плачешь?
— Да соль, понимаете, забыла принести. Все есть, а соли нет. Вот она и ревет, как начальник продовольствия…
Настенька совсем не ревела, а плакала тихо, но очень горько.
— Настенька, перестань! Это чепуха. И без соли поедим… Стой же! У меня ведь, кажется, есть соль. — Лейтенант полез в карман шинели и достал спичечную коробку с солью. — Есть! Порядок!
Настенька успокоилась, застенчиво улыбнулась и отобрала у лейтенанта коробку. Но картошку она посолила только на той половине, с которой ел лейтенант.
Ребята старательно заботились о своем раненом. Лейтенант мог спокойно лежать, и дня через два ему стало легче, раны на ноге понемногу затягивались.
Однажды вечером в лесу вдруг закричала кукушка.
— Что за диковина! Зимой — и вдруг кукушка кукует, — тревожно прислушиваясь, сказал лейтенант.
— Четыре раза? — спросил, встрепенувшись, Коля и раздетый выскочил из землянки.
Через минуту дверь открылась, и в землянку вошла мать с Бориской на руках. За ней вошел Коля и улыбающийся «товарищ Ю.», «начальник разведки».
Настенька бросилась целовать Бориску и маму. Коля тормошил друга:
— Ну, Юрка, рассказывай. В деревне фашисты? Грабят?
— А то нет? Скоро ни поросенка, ни курицы в живых не останется. Все подчистую сожрут. А вшей на них — страсть! А мы к вам совсем прибежали.
Мать рассказала обо всем. Трусливый Клок очень боялся, как бы немцы не узнали о том, что у них был раненый лейтенант, и не убили его за это. Решил сам пойти и рассказать все старосте, назначенному фашистами. Он просил его в случае чего замолвить за него словечко, сказать, что он, Клок, тут совсем не виноват, а виновата мать да ее ребята. Ну, а староста сразу сказал об этом немецкому офицеру. Ивана схватили и повели на допрос. Он стал отказываться, говорил, что это совсем чужие дети спрятали раненого и он не знает, куда они делись.
— А комендатура в нашей избе, — перебил Юрка. — Офицер-то по-нашему плохо понимает, кричит на дяденьку Ивана: «Ты имеет брата-партизана! Ты есть русский партизан! Мы приказал вешать тебя за голова!» Так его и повесили. А я сразу понял, где вы спрятали лейтенанта. Я побежал к тете и говорю: «Берите скорее вашего маленького и идите, а то они вас тоже заберут». Вот и привел.
— Прожили мы все в этой землянке, пока я не услышал, что наши орудия бьют рядом. Тут не выдержал, попрощался со всеми и пошел к вам навстречу. Знаете, ребята у нас замечательные, честное слово, и таких у нас много. Зубами загрызем всякого, кто на них руку поднимет…
Так закончил свой рассказ раненый командир, которого мы нашли в лесу за Солнечногорском после боя.