Выбрать главу

Госпиталь Филатова находился на Пролетарском бульваре, по дороге в Аркадию. Раньше это была просто глазная клиника. Но постепенно ее превратили в госпиталь — раненых было много. Пришлось даже пристроить несколько новых палат в парке над морем.

Здесь же, в парке, и должен был состояться шефский концерт.

Когда мы пришли, старшеклассники уже расставляли скамейки перед новенькой эстрадкой, а девчонки протягивали занавес, сшитый из простыней. За простынями кто-то репетировал на аккордеоне.

Раненые, все с повязками на глазах или же в темных очках, толпились на аллейках, негромко переговаривались, спрашивая то и дело:

— Скоро, сестричка? Скоро?..

И, приподняв подбородки, как это делают обычно люди, недавно потерявшие зрение, раненые прислушивались к ребячьим голосам, топоту ног на эстраде, к звукам аккордеона.

Потом мы увидели Зинаиду Филипповну, Ленькину классную руководительницу, и спрятались в кустах.

Зинаиду Филипповну я запомнил еще тогда, когда мы с Ленькой и мамой первый раз пришли в школу. У Зинаиды Филипповны две толстые косы свернуты в тугую прическу. И еще я запомнил, как она произносила букву «ч», мягко, певуче, по-украински — «чэ». В этом она была немного похожа на старшину Мурадяна.

Вот и сейчас Зинаида Филипповна суетилась, заглядывала за простыни на эстраде:

— Чэмвы там занимаетесь? — и командовала старшеклассниками: — Быстрее, ребята, быстрее… Чэрнов, оставьте между скамейками место для прохода зрителей… то есть раненых.

Потом она подошла к сестрам:

— Можно вести. Мы уже почти готовы…

И сестрички в белых халатах начали рассаживать раненых по местам.

Зинаида Филипповна кинулась к эстраде:

— Где Аля? Где наш маленький конферансье? Чэстное слово, я с ума сойду от этих детей!.. Аля?!

Мамалыга сказал нам:

— Ну, я пойду, ребя… Порепетирую. Волнуюсь я, братцы, дико…

— Ни пуха, — ответил Ленька. — Ни пуха ни пера.

Наконец суматоха улеглась, раненых усадили. Мы с братом примостились во втором ряду, с краешку.

А в простынях на эстраде уже кто-то запутался. Что-то живое копошилось в них и никак не могло найти выхода. Наконец простыни чуть раздвинулись, и в образовавшуюся щель пролезла второклашка Аля с большим розовым бантом на голове.

Увидев толпу, заполнившую скамейки перед эстрадой, Аля оробела и попятилась. Но в это время из-за простыней высунулась полная рука Зинаиды Филипповны, погладила Алю, успокоила. И Аля, словно набралась сразу смелости, шагнула вперед:

— Сейчас Юля Адамова споет песенку «Синий платочек». А Сережа Фомин будет на гармошке ака… ак… ака…

— Аккомпанировать… аккомпанировать, доченька, — подсказывали ей раненые из первых рядов.

Но Аля беспомощно топталась на месте с открытым ртом и никак не могла выговорить трудное, но знакомое ей слово:

— Акак… ак…

Раненые, конечно, не видели, что лицо у Али сморщилось, как печеное яблоко, но по голосу, наверное, чувствовали, что Аля сейчас заревет на всю эстраду. Тогда с переднего ряда поднялся боец с повязкой на глазах и спросил у Али:

— На гармошке будет играть Сережа? Верно, доця?

— Ага, — хмыкнула Аля, — играть… на гармошке…

Боец повернулся к зрителям:

— Значит, так, товарищи! Сейчас Юля Адамова споет для нас «Синий платочек», а Сережа Фомин подыграет ей на гармошке. Ясно?

— Ясно, — одобрительно загудели ряды.

Боец опустился на свое место. Аля шмыгнула носом и юркнула за простыни. Занавес колыхнулся и раздвинулся. Как в театре.

На эстраде, подставив под ноги скамеечку, сидел мальчишка лет десяти. На коленях у него лежал или, вернее, стоял аккордеон. Трофейный аккордеон из голубого перламутра. Аккордеон доставал мальчишке до подбородка и почти закрывал его — одна голова торчала да уши. Рядом с аккордеоном стояла девочка лет тринадцати-четырнадцати в белой рубашке с красным галстуком.

С минуту, пока мальчишка пристраивал свой аккордеон поудобнее на коленях, стояла тишина. Потом он медленно растянул меха. Пальцы его заходили по белым клавишам и по черным кнопкам басов. Проиграв вступление, мальчишка кивнул девчонке, и та запела:

Синенький скромный платочек Падал с опущенных плеч…

Это была не наша песня — это была песня взрослых: мы ведь до войны больше любили «Эй, вратарь, готовься к бою!», — но как только девчонка запела эту песню, я сразу почему-то вспомнил, как ее пели у нас в семье, когда провожали батю в море или же наоборот — встречали из рейса. Особенно мне запомнилось, как пел эту песню Пиладос: «Сини сокромни плятошек…»