Черепаха высунула голову и показала маленький язычок.
— Хочешь — верь, Саня, хочешь — не верь, но этой прапрабабушке уже почти сто лет. Вот, смотри, у нее метрика на панцире.
Коля поднес ко мне черепаху, и я прочел вслух:
— «Одна тысяча восемьсот сорок восемь».
И в это время из дота вышел Буздес:
— Да, да, молодой человек, есть подозрение, что наша Адель — ровесница Парижской коммуны.
«ЙОДОВОЗЫ, ЙОДОВОЗЫ НЕСЧАСТНЫЕ!..»
Раннее утро. Кустарниками, через полянки, я иду парком к старому доту. Штаны я подкатал, чтобы не замочить, а вот рубашка на плечах уже намокла от росы.
Сквозь листву пробивается солнце. Роса блестит в лучах, переливается изумрудными каплями. Зеленые мухоловки бесшумно порхают в кустах, склевывают росу, пьют. Роса на траве, на листьях и даже вон на той паутине, что похожа на мишень, какие вешают в тире. В центре мишени — в десятке — серый паучина.
Обхожу паука сторонкой. Мышей не боюсь, собак не боюсь, а вот пауков… Впрочем, с этим паучишкой я бы разделался в два счета — стоит только выломать хорошую дубинку, — но нужно торопиться: Буздес уже, наверное, давно снял с двери дота замок и принялся за дело. А я тут буду за пауками гоняться. И потом, сегодня мы еще должны идти в Отраду за красной глиной: у нас уже почти ничего не осталось, израсходовали мы ее за эту неделю.
Только обошел я паука сторонкой, как вдруг вижу, под кустом в примятой траве темнеет что-то продолговатое металлическое. У меня дух захватило: «Шмайсер?»
Я сломя голову бросился под куст. Ничего подобного — кусок обыкновенной водопроводной трубы. Я разозлился: «Опять не то!» — схватил трубу и со всего маха развалил все-таки паучье гнездо.
Иду дальше. Иду, а сам по сторонам зорко посматриваю. Я специально вот уже неделю хожу по утрам к нашему доту не аллейками, а напрямик, через поляны. Я помню, как румыны грелись тогда, весной, здесь на солнышке и шмайсеры их валялись в стороне.
Иду я и мечтаю: «Вот найду немецкий автомат, кокну дельфинчика пудов так на пять, — эти поросята каждый раз под вечер барахтаются у скал под нашим дотом. («Жабры чешут, — говорит Буздес и вздыхает. — Столько мяса, столько рыбьего жира пропадает, Шура! Вот при вашей комплекции ой как необходим рыбий жир!») Вот кокнем мы с Буздесом такого поросеночка, посмотрим, как тогда Ленька заговорит. А то он совсем нос задрал в последнее время. У Демьяна своего, наверное, перенял эту дурацкую привычку. Вчера например…»
Да, совсем забыл, вчера я узнал про Леньку такое!..
Вернулись мы вчера с ним домой, как обычно, почти в одно и то же время. (Мы с Буздесом всегда заканчиваем работу в то время, когда «Филофора» проходит внизу, под нашим дотом, в Хлебную гавань, возвращаясь после второй ходки на Вилковскую банку. «Филофора» нам служит вместо часов.)
Мама была на работе. Гарий Аронович с Ирмой у себя в цирке — завтра у них открытие сезона.
Так вот. Умылись мы с Ленькой на кухне, перекусили на скорую руку и, так как оба здорово устали, отправились спать.
Я первым нырнул под одеяло. Лежу, значит, и наблюдаю, как раздевается мой братишка. Похудел он. Щеки ввалились, ребра торчат точь-в-точь как у меня. И в ямки у ключиц тоже по целой кружке воды можно залить, такие глубокие. А вихор на голове по-прежнему торчит. Торчит вихор. Но не поливает его больше мой Ленька заваркой. И спит без платка. И у зеркала по утрам больше не топчется — некогда. Да и вообще забыл он про ту Сосульку. Всего лишь один раз ходил Ленька к школе (а после того воскресника прошла уже почти неделя). Отпросился как-то у деда на часок и пришел.
Только не побежала к нему через дорогу Сосулька. Весело болтая со своими подружками, она прошла мимо и даже глазом не повела в Ленькину сторону. А ведь видела, что он стоит, ждет. Обидно мне стало за брата. Я чуть было не выскочил из-за угла и не вышиб ногой из ее рук портфелик, которым она помахивала. Но потом сдержался, решил не вмешиваться.
Я вспомнил про этот случай возле школы и приподнялся на кровати:
— Лёнь, хочешь научу тебя бенгальский огонь делать? Хочешь?
Ленька натянул свежую майку на свои ребра и промолчал.
— Лёнь, — говорю я, — знаешь, какие мы с Буздесом фигуры успели сделать за эту неделю? — Я облокотился на подушку и начал загибать пальцы. — Три звезды. Огромные. Одну чертову мельницу, десять римских свечей…
— Шел бы лучше твой Буздес на завод, — хмуро перебил меня Ленька. — Начинял бы там порохом снаряды, раз у него специальность такая. А то выдумываете там всякие фигли-мигли… Чертова мельница…
Я задохнулся от обиды: