Вот в такую игру и сыграли однажды старшие пацаны с Лешей Маркиным, который жил в «сталинке» на первом этаже, в квартире номер два. Было это в те времена, когда дети еще носили пламенеющие галстуки и звезды на груди. Леша Маркин, оказавшись в полутьме подвала и ничего после яркого дневного света не видя, боялся упасть и испачкать галстук — он получил его недавно и очень в него верил. За дверью приглушенно гоготали и покрикивали. Леша проморгался и разглядел ведущие вниз ступеньки, редкие лампы на низком потолке и хитросплетение труб. На облупленных стенах капельками выступала вода.
Леша был из тех меленьких тонкошеих мальчиков, которых в классе никто не замечает до самого выпускного. Впрочем, и на выпускном их замечают редко и, разглядывая потом школьные фотографии, только плечами пожмут: «А это тот, как его…» — и тут же забудут снова. Учился Леша на «четверки» и «тройки», сидел за предпоследней партой и очень хотел влиться в какой-нибудь коллектив, как всем советовала классная руководительница. Чтобы его тоже звали играть в футбол — Леша млел от сильного тугого звука, с которым мяч отскакивал от сетки, окружавшей спортплощадку. Чтобы хлопали по плечу, погоняло ему придумали, чтобы, в общем, приняли за своего.
Но коллектив до этого всего раз обратил на Лешу внимание, побив его в первом классе, — очень по-дурацки вышло, из-за того, что у него хотели отобрать в столовой стакан с компотом, а он с перепугу заартачился и не отдал. А теперь вот коллектив подкараулил его, когда Леша шел из школы домой, и втолкнул в подвал. Еще и ранец надо было куда-то деть, чтобы не потерять и не намочить, а то бабушка убьет. Острая Лешина мордочка страдальчески дернулась, когда он представил, как бабушка будет убивать его за порчу ценного имущества.
Конечно, о том, чтобы плакать и орать «выпустите», и речи быть не могло. Хотя очень тянуло. Но на самом деле Леша был смелый, как пионеры прерий, геологи и космонавты из разноцветных книг с золотым узором на обложке, которые он очень любил. У Леши была сила воли. Чтобы ее испытать, он даже слезал иногда ночью с дивана и спал на твердом холодном полу. А когда в классе показывали диафильмы про ядерную войну, Леше очень хотелось зажмуриться и не видеть покрытых язвами людей, и уши хотелось зажать, чтобы не слушать про лучевую болезнь, но он сидел прямо и смотрел.
Леша представил, что его замуровало в пещере после обвала, — с отважными искателями приключений такое случалось сплошь и рядом. И теперь ему просто нужно найти другой выход. Искатели приключений всегда его находили, только индеец Джо не смог и умер в пещере, но это потому что он был плохой. Леша осторожно положил ранец у двери и под возбужденный гогот с той стороны спустился вниз, на разбухший деревянный настил. Под настилом хлюпала мутная вода.
Он прошел несколько десятков метров, разглядывая влажные, покрытые плесенью и матерными надписями стены, трубы и потолок, весь в черных пятнах копоти от набросанных умельцами спичек. Леша тоже умел кидать горящие спички в потолок так, чтобы они прилипали. Для этого нужно было послюнявить тот кончик, где нет серы, наскрести им немного побелки со стены и аккуратненько, чтобы не погасла, пульнуть горящую спичку в потолок огоньком вниз… Из закутков и проемов, ведущих в катакомбы под домом, тянуло влажной землей. Рассказывали, что несколько раз там терялись люди, что система ходов, в которую можно попасть из подвала под «сталинкой», ведет то ли в метро, то ли в подземелья под разрушенным монастырем, откуда по ночам слышится церковное пение… А скорее всего — и в метро, и в подземелья, и в туннели под рекой, по которым правительство в войну должно было эвакуироваться из Кремля, и в карстовые пещеры, куда еще не ступала нога человека. Бесчисленное множество ходов, бог знает кем проложенных и где заканчивающихся, пронизывает всю толщу земли под центром города, и постепенно он проседает, потому и возникают в асфальте то тут, то там зияющие провалы. Пустоты растут, подтачивают почву, и когда-нибудь вся Москва уйдет под землю, как град Китеж под воду. И небывалое событие — московское землетрясение, которое было еще свежо в памяти дворовых пенсионерок, подтверждало близость катаклизма.
— Первый звоночек! — говорили на лавочках у подъездов.
Сливочно-желтая «сталинка» была всего лишь незначительным внешним проявлением этого огромного подземного мира, плодовым телом, порожденным многокилометровой грибницей ходов. По крайней мере, некоторые обитатели нашего двора считали именно так.