Хотя порой университетские формальности убивали нам всю романтику. Кажется, Рому забавляло, когда мы обращались друг к другу по имени-отчеству, а вот мне было не очень смешно. В такие вот моменты, когда была важна субординация, мы как будто существовали порознь, он в своей, преподавательской жизни, а я в своей, студенческой.
Иногда это сильно раздражало.
Я мысленно ухмыльнулась. А ведь он всё-таки немного завышал мне оценки. Моя подготовка к парам по ботанике была в той же мере «тщательной», что и к другим парам, и, хотя я отлично умела выкручиваться и импровизировать, семерок* за свои ответы я уж точно не заслуживала. Со своей стороны, я честно не занималась на ботве посторонними делами. Во-первых, потому что сидела прямо под носом у Ромашки, а во-вторых, чтоб его не расстраивать.
__________
* В Эй-ландии восьмибальная система оценивания.
__________
– Василёк, у тебя ведь такой потенциал! – периодически говорил Рома, когда мы оставались наедине. – Ты ведь у меня умная и находчивая, жаль только, что лентяйка. Только представь, каких успехов ты могла бы достичь, если бы получше готовилась к парам.
– Ещё чего! – возражала я. – Вот делать мне больше нечего, как засорять память всей этой информацией. У меня есть дела и поважнее, и поинтереснее. Тот же философский кружок, например.
Кстати о кружке.
– Кстати о кружке, – сказала я вслух. – У нас вчера было новое занятие.
– Я до сих пор не понимаю, чем вы там занимаетесь, – признался Рома и, отложив телефон, откинулся на диванчике.
– Я тоже. Ну, это, по крайней мере, весело, и участников с каждым разом всё больше. Вчера вот Артёмка принёс такие странные ролики, как бы, сандалии с четырьмя колёсиками на каждом, и сказал кататься по сцене. При этом каждый из нас был определённой… ну, не эмоцией, а, как бы, состоянием души. Выбирали жеребьёвкой. И если мы сталкивались во время покатушек, то должны были разыграть ситуацию.
– И кем была ты? Спасибо, – обратился он к официанту, принесшему наши напитки.
– Апатией. Было очень просто. В кого бы я ни врезалась, я просто падала на пол, обнимала его за ноги и на все предложения отвечала: «Мне всё равно. Зачем, какой смысл? Лучше просто полежим».
Вспомнилось, как мне не удалось избежать аварии с Викой, которая была неуверенностью. Она зачитала короткую тираду о том, что мы просто пыль под ногами других людей, всех как один красивых и успешных, что любви не существует, а если она есть, то мы её не достойны. Я возразила, напомнив о том, что всё это несущественно, что другие люди нам безразличны, как и мы сами себе. И любое действие, как и жизнь в целом, не имеет совершенно никакого смысла.
– В итоге мы довели нашего персонажа до самоубийства, – закончила я и задумалась, глядя на миндальный сироп, который, словно белый туман, клубился на дне моего холодного латте. Артёмке наш с Викой результат совершенно не понравился, и мы ещё минут пятнадцать спорили с ним о социально-философских аспектах суицида.
– Надеюсь, только персонажа, – отозвался Ромашка. – А то ведь знаю я тебя. Как начинаешь размышлять вслух, в твоей манере, долго и пространно, – ты можешь убедить кого угодно и в чём угодно.
Я, подозрительно сощурившись, посмотрела на него.
– Иногда я не понимаю, унизить ты меня пытаешься или похвалить.
Рома загадочно поиграл бровями и отпил виски. Кубики льда звонко ударились о стенки квадратного стакана. Он, отвлёкшись, посмотрел в сторону, держа стакан в руке, и на лицо его упала тень от мягкого, слабого освещения.
– Божечки, Ромашка, ты сейчас такой мужественный! – восхитилась я, расплываясь по столу в приступе умиления. Рома картинно закатил глаза.
– Пей свой кофе, Вася. Пока он не нагрелся.
Я и не заметила, как за разговорами, шутками и десертами прошло несколько часов. Рома наотрез отказался выходить на танцпол, когда появилась обещанное живое пение, так что я бесновалась там под известную попсу без него. После очередной песни я пошла к нашему столу, чтобы попить водички и попробовать развести Рому на медленный танец, как вдруг случайно скользнула взглядом по незнакомцу за одним из соседних столиков.
– Ромашка, – зашипела я на ухо парню, присаживаясь на край диванчика, – посмотри на во-он того мужчинку.
– Смотрю.
– Смотри внимательнее, это же обалденно!
Незнакомец во фраке расслабленно развалился на кресле с бокалом красного вина в руке, а его высокая чёрная шляпа лежала на краю столика. Но самым прекрасным в его образе были усы: длинные, тонкие и слегка закрученные кверху.