– Я объявляю войну! – крикнула я. Снежок разбился о спину парня, оставив после себя белый след.
– Эй! Ты что делаешь? – возмутился он.
– Объявляю войну, – повторила я и взяла ещё снега.
– Вась, хватит дурачиться, пошли домой.
– Ой, посмотрите на эту важную пысу! Не пристало столь высокой особе опускаться до забав простых смертных, да?
– Ты серьёзно?.. – Рома с сомнением посмотрел на меня. Я погрозила снежком. – Бросаешь вызов мне?
– О, да! Прости, перчатку кидать не буду, она мне ещё понадобится. Сейчас я собью с тебя спесь!
– Ты об этом пожалеешь, – пообещал он. – Всем известно, что я лучший бросатель снежков в королевстве!
Рома снял свою сумку и поставил её на снег. Я поправила на голове шапку, встала в стойку и, размахнувшись, запустила снежок с громким боевым кличем. Рома увернулся и бросил снаряд в ответ.
Укрывшись каждый за своим сугробом, как за баррикадами, мы начали перестрелку. Я вскрикнула от неожиданности, когда Ромин снежок разбился о моё плечо, и весело рассмеялась. Раззадоренная, я выпустила ответный залп. Эту ожесточённую битву пришлось прервать, чтобы женщина в пуховике и с пакетом из продуктового смогла пройти по нашему полю боя. Она на ходу оценила нас с Ромой взглядом и насмешливо фыркнула. Очень захотелось пульнуть в неё снежком, но я сдержалась.
Стоило женщине отойти на безопасное расстояние, как на меня посыпался целый град снарядов. Рома, в отличие от меня, времени зря не терял, и за передышку успел наделать кучу снежков про запас. Отбиваться было нечем, но у меня был козырь в рукаве.
Умышленно словив шапкой один из снежков, я громко айкнула и закрыла лицо руками. Так я стояла, шипя от несуществующей боли, пока обеспокоенный Ромашка не подбежал ко мне.
– Ты в порядке? – взволнованно спросил он. – Прости, дай посмотрю?
Я хитро взглянула на него сквозь пальцы и резко толкнула парня вбок, подставив подножку. Не ожидавший такой подставы, он упал в сугроб, а я уселась сверху и победно воздела в воздух кулак.
– Враг повержен! – объявила я. Из-за спины раздались хлипкие аплодисменты. Обернувшись, я обнаружила двух младшеклассников. А я и не знала, что у нашей игры были зрители.
Я отвлеклась, и Рома не преминул этим воспользоваться. Я даже не успела ничего сообразить, как вдруг сама оказалась на спине. Ромашка, упершись руками в снег по обе стороны от моей головы, нависал сверху и широко улыбался.
– Ты сжульничала!
– Возможно. А сейчас сжульничаю ещё раз.
Я притянула его к себе за ворот пальто, чтобы получить поцелуй, и Ромашка ответил. Дети на фоне крикнули «Фу!» и, смеясь, куда-то убежали. Рома слегка отстранился.
– Ты только что положила снежок мне в карман?
– Да.
– Зачем?
– Может, ты и победил в этой войне, но это ещё не конец! – пафосно возвестила я. – Берегись Сопротивления, бросатель снежков. Восстание неизбежно!
– Ну-ну. Попробуй, восстань, – предложил Рома, всё ещё прижимая меня к земле.
– Возможно, не в этот раз, – согласилась я. – Но неизбежно!
***
Конец месяца ознаменовался экзаменационной сессией. Я всё свободное время честно посвятила учёбе и бросила все силы на то, чтобы не пойти на пересдачи. У меня был особый стиль: я предпочитала не делать полгода ничего вообще, а затем зубрить несколько дней практически без еды и сна, наполняя свою краткосрочную память знаниями. Рома поначалу пытался со мной ругаться из-за беспорядка, но в итоге понял, что на время подготовки я отрекаюсь от физического мира и всех земных дел, и смирился.
В итоге моих тяжёлых трудов сессия завершилась успешно. Мы с Ромашкой скромно отпраздновали в милом кафе, поздравив друг друга с наступлением зимних каникул. Рома, как оказалось, принимал экзамен у второго курса, и заявил, что тоже подустал. Я постаралась передать ему одним взглядом всё, что думаю о его «подусталости». Вышло достаточно красноречиво.
Поездка на машине до Ви-тауна по заснеженным дорогам заняла долгих четыре часа, но в конце концов мы были вознаграждены шарлоткой, которую мама испекла к нашему приезду.
Знакомство родителей с Ромой прошло, вроде, хорошо. Относительно. Мама, работавшая раньше учительницей, с пониманием и любопытством слушала истории Ромы о трудностях преподавания фармботаники, а вот папа только и делал, что хмурил густые брови и то и дело скептически хмыкал.