Павел кивнул, нажал кнопку под клювом мундштука, вдохнул влажный лекарственный воздух, отпустил кнопку, выдохнул через нос, нажал кнопку…
В палате он сплюнул в раковину и почистил зубы, а потом позвали завтракать.
В палате № 0 завтракали только двое — Слегин и Колобов. Карпов тоже взял завтрак, но лишь тоскливо глядел на стынущую молочную вермишель с пенками: анализ крови нужно было сдавать натощак, а медсестра-кровопускательница задерживалась. Иванов и вовсе не ходил на завтрак, поскольку успел хорошенечко наесться домашними подношениями, и теперь спал с полуоткрытым ртом.
Доев, Михаил очень медленно (чтобы не скрипнула) поднялся с постели, выудил из тарелки длиннющую (вероятно, специально отложенную) вермишелину и со шкодливым выражением на лице пошел на цыпочках к почивающему старичку Иванову. Павел и Саша заинтересованно наблюдали, как озорник, достигнув цели, принялся водить влажной вермишелиной по ладони спящего, а ладонь судорожно вздрагивала, взмывала в воздух, пытаясь избавиться от навязчивой мухи… Наконец Иванов проснулся, оценил ситуацию и, повернувшись к соседней кровати, озадаченно сказал:
— Павел, вот ты умный. Вот ты объясни мне — что этот шельмец делает?
— Озорничает, — ответил Слегин и, не в силах сдержаться, расхохотался.
— Дядь Коль, обедать уж пора, а ты спишь! — сообщил шалун.
— Да иди ты отсель! — сердито ответил разбуженный, глянул на часы и добавил: — Ой, ну и дурак!
— Скажи спасибо, что он тебе «велосипед» не сделал, как в армии, — проговорил сквозь смех Саша.
— Спасибо.
— Карпов, кровь сдавать! — сказал кто-то, не заходя в палату.
— Наконец-то, — обрадовался тот и поспешно вышел.
До его возвращения Слегин доел вермишель и узнал, что «велосипедом» называется довольно жестокая шутка: спящему вставляют между пальцами ног спички, поджигают и смотрят.
— Тебя, похоже, выписывать собираются, — предположил Колобов, взглянув на вернувшегося однопалатника: одна рука Карпова была согнута в локте, а большой и безымянный пальцы другой руки сжимали ватку. — И из вены, и из пальца. И ты ведь утром еще мочу сдавал?
— Сдавал, — гордо подтвердил Саша. — А к десяти на флюорографию пойду.
— Точно — выписывают.
— Смотря какие результаты будут. Ты, Миша, не говори пока ничего — вдруг сглазишь. В любом случае будем лежать до победы.
— Ага, — мрачно проговорил Иванов. — До 9 мая.
Весело было этим утром в палате.
Во время обхода Мария Викторовна сказала, что Павел выглядит намного лучше, и спросила, продолжается ли кровохарканье.
— Вчера было раза три, сгустками, а сегодня — нет, — ответил Слегин.
— Хрипы не прослушиваются, — комментировала врач. — Это славно. Дышать ходили?
— Да. На уколы я со вчерашнего вечера тоже сам хожу.
— Замечательно. Набирайтесь сил, не залеживайтесь. Со следующей недели вам уже можно будет на дыхательную гимнастику ходить.
— Лет двадцать гимнастикой не занимался.
— А зря.
Иванову Мария Викторовна ничего не сказала, а Колобову посулила бронхоскопию назавтра.
— А что это за зверь? — полюбопытствовал Михаил.
— Это такое обследование. Через нос вам введут в легкое трубочку с оптической системой и посмотрят, что у вас там интересного. По ощущениям чуть-чуть неприятнее, чем гастроскопия, но в целом терпимо.
— Ну ни хрена себе! — взревел Михаил, заметно побледнев.
— Колобов, не выражайтесь.
Старичок Коля хихикнул, а доктор перешла к Карпову.
— Вас, Карпов, можно поздравить. Завтра на выписку.
— А результаты анализов? — радостно спросил Саша.
— Результаты должны быть хорошими. Впрочем, после обеда принесут снимок, и я вам скажу точно.
— Тебя на выписку, а меня — на бронхоскопию, — жалобно проныл Колобов, когда Мария Викторовна удалилась. — Тебе хоть делали эту гадость?
— Нет. Сначала назначили, а потом отменили… У меня ведь сердце.
— И что?
— Могло не выдержать. Там, говорят, когда ее делают, шприц специальный держат наготове. Чтобы, если сердце остановится…