Ну вот, и новое утро нового дня.
Позывы в туалет изматывающе часты. Извергаю из себя ту же оранжевую зловонную субстанцию. Опасаюсь, что случится геморрой.
Курю на лоджии сигареты каждые двадцать минут.
Аппетита нет и не предвидится. Сама мысль о еде вызывает отвращение. Пью сладкий чай и потею. Пот воняет уксусным ангидридом. Это даже не пот, а кислота, яд. Взял из старой одежды несколько маек, и как только прошибает — мокрое ангидридное тряпье в пакет. В себя приду и непременно выброшу.
В ватной голове мыльные пузыри и туман.
Ломота в костях, суставах и мышцах не проходит. И не пройдет. Сдается, что никогда. Но радует то, что пока она остановилась на определенном и еще терпимом болевом пороге. Хотя это только временное затишье перед новыми и обязательными приступами.
Явно некомфортно, а ведь ползут только первые сутки настоящего кумара. Предыдущий день был «отсыпной». Так что болевые пределы будут расти и расти, расширяться и расширяться, практически до бесконечности.
Захлебываюсь соплями. Глаза едва видят, и окружающий мир плывет. Это потому, что зрачки, постоянно пребывавшие в суженном состоянии, в отсутствие наркотика расширились, что для них ненормально. Я слепну.
Звонит змей-искуситель:
— Привет, как оно? — Голос надтреснутый, с хрипотцой, видимо, недавно вмазался хорошо.
— Пока терплю. — Хочется заорать о том, какая он сволочь подлая и ублюдок, но сдерживаюсь.
— Давай-давай, хвала героям, — приятель хочет что-то добавить, но у меня почти психоз.
— Даю. — Конец беседе.
Травит меня, издевается. Палец мой хочет. Нет, терпеть!
До самого вечера продолжается цикл «попить — покурить — на толчок — сменить майку — полежать — посидеть — снова покурить…» Замкнутый круг. Не вырваться.
Вечером добавляется насыщенный болевой фактор. Ломота жуткая. Каждый суставчик геройского тела, каждый позвонок как будто клещами сжимает и выворачивает, выворачивает, вырывает… Плюс сильнейшая одышка и сбивчивое сердцебиение — бешеная аритмия.
Вконец измотанный, превозмогая боль, ухожу в ночь. В неизменно бессонную ночь.
Вспомнилось, как мне снимала боль последовательница восточных учений, седовласая и тощая дама-селёдка в один из осенних дней одного недавнего года.
Тогда я отчетливо ощутил, насколько низко пал даже в собственных глазах. В глазах иных я пал уже слишком давно, лишился всех друзей, и круг моего каждодневного бытия составляли порочные люди самого низшего «астрала»: мелкие воришки, жулики и проститутки — такие же, как и я, отбросы общества, составляющие свое «общество». Грязные притоны, небритые рожи субъектов в вонючих одеждах, передаваемый, как эстафетная палочка, гепатит, беззубые разборки… В общем, самое дно.
И вот, прочувствовав всю романтику безнадеги, побывав на самом дне скрытой от посторонних глаз жизни в андеграунде, я решился на подвиг.
В этой попытке стать героем мне помогала женщина-экстрасенс.
Благодаря ее магическому воздействию я впервые за несколько недель помылся и побрился! До этого меня загнать в воду было невозможно. Но она сотворила маленькое чудо, и первая ступень в мир больших чудес была пройдена. Затем женщина с волчьим взглядом (мне это сразу бросилось в глаза при знакомстве — неестественно тяжелый ее взгляд) проветрила комнату и расставила по углам ароматические свечи. Вероятно, прикупленные для такого случая в дешевой азиатской лавке, где наряду с амулетами из латуни, китайскими шариками, благовониями и прочей мистической ерундой продаются и эти самые свечи. Положив на пол новенькую вьетнамскую циновку, ведущую свою родословную, скорее всего, из того же магазинчика, она уложила меня, своего скрюченного пациента, на ее никем еще не запачканную поверхность.
Я распластался на подстилке. Под музыку африканских племен, звучавшую с ее кассеты, вставленной в мой магнитофон, начал делать частые и глубокие вдохи-выдохи. По прошествии некоторого времени я впал в потерянное и глупое забытье — наверное, из-за интенсивного перенасыщения ядовитой крови кислородом. Ощущение микросмерти было подобно тому, что доводилось испытывать по малолетству, когда один из одноклассников давил головой в мою грудную клетку, а я задерживал дыхание.