Запылённой тропой Подмосковья
Из московской глухой суеты
Я пришёл твоей рыжей корове
Накосить луговые цветы.
Дай мне ветер и посох пастуший,
Птичий щебет — наперебой.
Может, вылечат стихшую душу
Подорожник и зверобой…
Ведь, ржаным покрывалом одета,
Окаймлённым узорами льна,
Ты осталась одна у поэта,
О, моя полевая страна…
Русский самородок
Издалека мерцают купола,
И кажется, как будто всюду — свято…
Лишь тяжело вздыхает Ханкала,
Кровавыми пожарами объята,
Лишь от озноба стонет Гудермес,
И в мутные глаза Урус-Мартана
Испуганно бросается с небес
Рассвета окровавленная рана.
В бреду застыли Грозный и Аргун…
А вдалеке сквозь рубежи и грани
Цветут дожди, как колокольный гул,
И об ушедших плачут христиане…
Последние слова — с надгробных плит —
К зрачкам до боли льнут, сжимая души,
И с вечностью упрямо говорит
Простуженное эхо — голос Сунжи,
Как будто, не тая последних сил,
Всё рассказать пытается кому-то,
Как русский воин вслух произносил
Слова молитв в окрестностях Бамута…
Его теперь не упрекнёт никто:
Он до кончины был правдив и кроток,
Чтоб каждый выродок запомнил, что
Не продаётся русский самородок!
* * *
«Сегодня в этом небе — журавли…»
Сегодня в этом небе — журавли,
Сегодня в этом небе — листопады…
От этой опечаленной земли
Мне больше ничего уже не надо.
В душе прошла та жажда тишины,
А брызги чувств, застыв ветвями клёна,
К моим ногам легко наклонены,
И тишина — легка и окрылённа.
Вы знаете, как сладок аромат
Той нежности, что не объять руками,
Когда с тобой поля заговорят
Холодными, как осень, сквозняками?
Вы помните? — Лишь руку протяни
И попроси прибежища и крова
Сквозь полумрак: «Спаси и сохрани!» —
В неповторимой жажде неземного.
Вы слышите? — Я слился с тишиной,
Как запах спелых яблок — с нежной кожей,
И облака плывут передо мной,
На тишину задумчиво похожи.
Она — звучит и шепчет издали,
Чуть потревожив огонёк лампады:
«Сегодня в этом небе — журавли,
Сегодня в этом небе — листопады…»
Памяти Ю. П. Кузнецова
В эти сумерки выбежать? выйти ль? —
С обнажённой душою — до строк —
О тебе, мой суровый учитель,
Что мой путь безнадёжный предрёк.
То ли тихо заснул, то ли ожил…
Замерев у судьбы на краю,
Безнадёжностью ты обнадёжил
Обнажённую душу мою.
И не вычеркнуть слов — до предела
Дорожи или не дорожи:
«На успех безнадёжного дела!» —
Из моей обнажённой души.
Мечта
По узким трещинам
Расстеленной брусчатки
Туда, где солнца жар,
Стремлю неспешный шаг.
Улыбка — женщинам.
И белые перчатки.
И белоснежный шарф.
Цилиндр. И чёрный фрак.
Глядят насмешливо:
«Видали остолопа?!
Быть может, вкуса нет?
Приличней нет белья?»
Представлюсь вежливо —
Запомнили все чтобы:
Мне девятнадцать лет,
Зовут меня — Илья!
Наталья Мурзина
(33 года, Кемерово)
РУССКАЯ ВЕЧНОСТЬ
«Я баян обниму. Он, заждавшийся, на руки просится…»
Я баян обниму. Он, заждавшийся, на руки просится.
Встрепенётся, вздохнёт, как живые, меха развернёт.
Он застенчиво всхлипнет коротенькой разноголосицей
И протяжную русскую сам нараспев заведёт.
Он «Лучинушку» плачет — качает басы безысходные.
Он созвучья выводит. Пронзительно. Сладко. Навзрыд.
Словно жаркой слезою, он песней текучей народною
Пробирает насквозь. Бередит на душе. Бередит…