От взора младороссов не укрылись процессы, происходившие в СССР в 20–30-е годы и способствовавшие национальному перерождению советизма. Одним из основных постулатов младороссов, считавших необходимым повернуться «лицом к Родине», была «вера в Россию», то есть вера в способность русской нации переварить большевизм и преодолеть его изнутри, используя всё положительное, возникшее за годы советской власти: героический стиль, мощную индустрию, научно-технические кадры и т. д. Перерождение большевизма связывалось ими с активностью «новых людей» — молодых и решительных выходцев из социальных низов — лётчиков, полярников, военнослужащих, инженеров, стремившихся превратиться в особую аристократию. Младороссы надеялись: окрепнув и осознав свою историческую миссию, «новые люди» сумеют покончить с материализмом, интернационализмом и эгалитаризмом власти, совершив победоносную национальную революцию — естественно, без вмешательства иностранцев. Способствовать этому и хотели младороссы, объявившие себя «второй советской партией», призванной заменить первую, старую. Сами они были чрезвычайно далеки от исторического пессимизма, разговоров о «гибели России», бесконечного плача о жертвах и лишениях. Младороссы уверяли, что «всякая внутренняя смута в конечном итоге всего только эпизод».
Максимализм, который был присущ большевизму, младороссами вовсе не отрицался. Они считали, что он нужен для России, хотя необходимо избавиться от многих его крайностей. Русский национализм, по мнению Казем-Бека, должен быть движением именно «максималистическим, способным на усилие, не меньшее коммунистического». При всём при том они отрицательно относились к личности Сталина. Младороссы считали, что Сталин идёт на реформирование коммунизма, желая сохранить власть компартии ценой заигрывания с русской национальной стихией. Они надеялись на то, что в партии существует националистическое крыло, способное свергнуть власть коммунистической верхушки. Любопытно, что к представителям этого крыла они относили военное руководство РККА, и в частности М. Н. Тухачевского. Это было явным заблуждением, сегодня уже очевидно, что Тухачевский и его группа (Корк, Эйдеман, Фельдман, Гамарник и другие) стояли на интернационалистических позициях красного милитаризма, мечтая развязать революционную мировую войну. Впрочем, заблуждения младороссов разделяли и многие другие правые эмигранты.
Союз младороссов считал себя второй советской партией, которая выйдет на политическую сцену СССР после того, как будет свергнута первая советская партия — ВКП(б); до этого они ставили своей главной задачей выработку идеологии и подготовку кадров.
Само собой разумеется, что антисоветская, в массе своей, эмиграция считала движение младороссов агентурой ГПУ-НКВД. Это было явной натяжкой. Младороссы, вне всякого сомнения, контактировали с советскими властями (в 1937 году стала известной связь Казем-Бека с посольством СССР). Однако делали они это не по указке ГПУ, а по собственным убеждениям, согласно которым СССР являлся одной из исторических форм Российского государства. Сам Казем-Бек, скорее всего, не имел никаких связей с советской разведкой. Один из функционеров КГБ А. А. Соколов писал: «Вспоминается случай, когда по просьбе ПГУ (управление контрразведки КГБ. — А. Е.) в Иностранный отдел патриархии мне пришлось устроить на работу переводчиком князя Александра Львовича Казем-Бека, известного деятеля белой эмиграции, неистового вождя русской националистической партии „младороссов“ в фашистской Германии… Было передано нам и дело его агентурной разработки по шпионажу в пользу США. Но разработку князя примерно через год я прекратил, так как стало очевидным, что шпионажем он не занимается. Наоборот, является патриотом своей родины и к советской власти относится вполне лояльно. Несколько месяцев я общался с ним под видом работника Советского комитета защиты мира». То есть очевидно, что советские спецслужбы никогда не вербовали Казем-Бека и даже допускали, что он является американским шпионом.