Выбрать главу

— Рисунок нарисовал.

— Какой?

— Ограда вокруг парка, а возле ограды мы стоим.

— Покажи!

— Он там остался, в детском саду. Его на стенку повесили.

— Значит, хорош получился рисунок?

— Лидия Николаевна говорит, что хорош. Правда, на картинке узоров ещё больше, чем на настоящей ограде, но Лидия Николаевна говорит, что это ничего… Дедушка, знаешь? Мы стараемся! Ты не шутил тогда?

— Когда? — удивился дедушка.

— А ты не помнишь? Ну тогда, давно. Вспомнил?

— Нет! — признался дедушка.

— Ну, когда говорил, что если будем стараться, то и нас возьмут на праздник.

— А! — сказал дедушка. — Ну, чем же вы нас порадуете?

Ваня задумался.

— Отвечай, внук! Время идёт!

— Вот детский сад с Новой улицы курицу вырастил…

— Какую курицу? — удивился дед.

— Белую. Её зовут Пушок.

— Имя кошачье, — сказал дедушка.

— Имя кошачье, а бегает она за ребятами, как собачка. А мы… Не знаю, чем мы вас порадуем, — признался Ваня. — Мы стараемся вести себя лучше, и всё тут.

— А тебе этого мало?

— Конечно, мало.

— Ладно, мы ещё поговорим об этом, — сказал дед и встал.

— Прошли уже десять минут? — спросил Ваня печально.

— Пробежали, Ваня! — ответил дедушка. — Ничего не поделаешь — уговор есть уговор. Спокойной ночи. Но ты не огорчайся. Завтра у нас суббота, как будто срочных дел у меня нет никаких. Я найду часик, и мы побеседуем с тобой. Ладно?

— Хорошо! — ответил Ваня. — Но только ты не часик найди для меня, а целый час. Пожалуйста!

— И на это я согласен! — сказал дедушка.

И они попрощались до завтрашнего дня.

2

В субботу вечером стоял Ваня у окна и думал. И задумался он так сильно, что и не услышал, как в комнату тихонько вошёл дедушка и стал возле внука.

И только когда дед сказал: «Ваня!», тот обернулся и ответил удивлённо и радостно:

— Дедушка!

— Ну вот! — сказал дедушка. — Вот и освободился я. Сказано — сделано. Целый час в нашем распоряжении. А ты чего вдруг загрустил? Только что кричал, прыгал, грохотал, а теперь вдруг замолчал. Почему это?

— А я сначала играл в облаву на волков, а потом задумался.

— О чём же это?

— Всё о том же. О чём вчера говорили. Вот детский сад с Новой улицы, наверное, возьмут. Они деревья оберегают. Курицу вырастили. А у нас что хорошего?

— А я слышал, что вы рисуете очень хорошо, — возразил дедушка.

— Ну это что! Это пустяки…

— Хорошие картины — пустяки? Ну, это ты, внук, неверно говоришь.

— Неверно? — обрадовался Ваня.

— Неверно.

— Значит, нас, может быть, позовут на праздник?

— Там видно будет, — ответил дедушка и засмеялся.

Некоторое время оба молчали, глядя в окно. Солнце уже зашлю, и в городе стали появляться огни.

Сначала осветились нижние этажи домов. Потом вспыхнули окна и в верхних этажах. Зажглись огромные буквы на Доме техники. Загорелись уличные фонари. Заблестели фары на машинах. Снег на деревьях засиял, как будто тоже стал светиться своим собственным светом.

И вдруг за стеной заиграла музыка.

3

Дедушка и внук переглянулись, улыбнулись друг другу и уселись рядышком возле окна. Это было их любимое время.

Каждую субботу, вечерком, приходил к Соколовым папин товарищ и друг Леонид Васильевич Домашов, тот самый, с которым папа вместе воевал, а сейчас вместе работает.

Он приносил свою виолончель в таком большом футляре, что Ваня легко мог в него спрятаться.

Потом раздавался длинный звонок, и к Соколовым приходила Вероника Сергеевна Астахова, директор музыкальной школы.

Это была высокая седая женщина в очень больших очках. Папа и Леонид Васильевич учились у неё в школе, когда были мальчиками. Она до сих пор дружила с ними. И каждую субботу приходила к Соколовым в гости.

Она приносила с собою толстые нотные тетради. Гостей поили чаем, разговаривали с ними, а потом Вероника Сергеевна говорила строго: «А не пора ли, друзья мои?»

Она садилась за пианино и открывала одну из своих толстых нотных тетрадей.

Папа брал скрипку, Леонид Васильевич — виолончель.

Все трое взглядывали друг на друга, и папа подавал знак: можно начинать. И начиналась музыка. Так было и сегодня.

Музыканты играли, а дедушка и внук слушали.

Иногда скрипка рассказывала что-то, всё рассказывала, а остальные ей помогали, поддерживали её; иногда начинала говорить самое главное виолончель, потом пианино, а потом все трое хором опять всё рассказывали что-то, всё рассказывали…