Конечно, я с ним встретилась. Никакие антидепрессанты не врачуют лучше старой доброй сатисфакции, осознания того, что по мне скучают даже рядом с большими сиськами.
Мы целовались, как подростки. Всю неделю он писал мне очаровательные, по-детски осторожные вещи, словно боялся спугнуть меня, потерять то, по чему так сильно скучал. Я даже вернулась из командировки на день раньше, но мы так и не встретились, потому что накануне он писал какой-то код по госзаказу и ночевал в офисе. Он не врал, я проверила, но я все равно обиделась, потому что так было и раньше. Он никогда не держал слова. Потому я от него и ушла. Возможно, студентка не пилила его по таким мелочам, поэтому он трахнул ее пятью днями позже и бездарно спалился на своей странице, будто хотел, чтобы я об этом узнала. Это была невинная фотография из номера в Сити, которую он покромсал, скрывая улики, но все-таки выложил. Девчонка оказалась столь же продуманной, как все в ее возрасте, то есть безнадежно тупой: слила компромат на свою страницу. Возможно, она вовсе не знала о моем существовании. А Антон не смог предусмотреть все – типично для человека, который никогда не изменял ранее. Он вообще не умеет врать, за это я его и выбрала. Лучше бы и не брался.
И что это, черт возьми, было?
Я открыла мини-бар, выпила водки, зарыдала, сняла трубку и набрала 312.
- Андрей, вы спите?
- Нет. Что-то случилось?
- Да. Антон изменил мне с малолеткой. У нее даже собака, как у меня, вы представляете? А ведь он так любил мою собаку!
Я смотрела на Исаакиевский собор сквозь панорамное окно, задыхаясь от обиды и непонимания. В ту самую минуту я ненавидела этот номер с видом в ванной, Антона, отца, свою смешную собаку, дурацкие тендеры – словом, все, что составляло мою жизнь и некогда счастье в общепринятом понимании. Какое счастье? Мне сейчас хочется на хрен всех послать. Аргументированно.
- Да. Я помню. Мне очень жаль, что это произошло с вами. Вы хороший человек с большим сердцем и не заслуживаете такого отношения. И мне жаль, что вам приходится проходить через это.
- Спасибо, Андрей. Никто не понимает меня так, как вы. Я знаю, что вы сторонник переговоров. Я тоже уважаю переговоры, в конце концов, это моя работа. Может, я не должна была вынюхивать, копаться в соцсетях, но я это сделала. И мне стало невыносимо больно. Именно поэтому я сказала ему ужасные вещи вопреки всем правилам переговоров. Но ведь мне было больно. А он посмеялся. Будто мои чувства – это шутка какая-то.
- Смех в данном случае – не более, чем реакция на стресс. Вы же лучше меня знаете. Вы профессионал.
- Возможно. Но мне было больно и страшно. Я защищала себя. Поэтому я его послала и заблокировала.
- Чего вы боялись? Что вы в этом увидели?
- Отвержение.
- Час назад вы говорили, что он, наоборот, приглашал вас в свою жизнь.
- Но потом он с ней переспал!
- А секс на стороне – это всегда отвержение?
- Для меня да. Но я не знаю, что такое секс для него.
- Важное замечание. Не все воспринимают вещи так, как их воспринимаете вы. Пусть даже секс с другой – это отвержение. Оттолкнемся от этого. Вы отвергли Антона, потому что вам было больно и страшно. Почему вы исключаете, что он отверг вас, потому что и ему было больно и страшно?
- Хотите его оправдать?
- Хочу поразмышлять.
Почему он так поразительно спокоен? Неужто ничуть не расстроен, что мы спим в разных номерах? В любом случае он всегда находит нужные слова.
- Спасибо, что говорите со мной. Хочу к Микеланджело и новые туфли. Завтра мы летим в Рим. Первым классом.
- Вы меня сейчас покупаете? – спросил Андрей тоном, которого я, как обычно, не смогла понять.