Выбрать главу

- Это еще вопрос, - возразил Сапковский.

- Двести тысяч, - прошипел Глушак. Действительно, он в общей сложности влетел на двести тысяч, и сейчас каждый из этих долларов проходил перед его мысленным взором, вызывая у него холодную ярость. - Ничего, найдем, кто это затеял.

- Как? - спросил Сапковский.

- Откуда-то деньги ушли, - произнес Глушко, сжимая кулак. - Куда-то пришли. Найдем...

- Без толку, - сказал Сапковский.

- Я найду! - Глушко вновь хлопнул кулаком по столу. - Найду и убью! Завалю к... матери!

Глава 7 БРАТЬЯ ПОЛЯКИ

Ушаков развалился на переднем сиденье, благо салон его служебной машины "Рено-Меган классик" цвета "белая ночь" был просторный, и лениво смотрел на пробегающую мимо польскую землю. Гринев дремал на заднем сиденье, посапывая под нос. Водитель жал все глубже на газ.

- Тише, Сашок, сейчас машина взлетит! - прикрикнул начальник уголовного розыска.

- Детская скорость. Для начинающих, - буркнул молоденький сержант-водитель, слегка сдерживая бег своего резвого "мустанга". - А дорога более-менее. Лучше, чем у нас.

- Полятчина, - произнес Ушаков, в очередной раз думая о том, что интереснее всего путешествовать по Европе на машине. Тогда ощущаешь течение чужой жизни. И еще настраиваешься на философский лад. И в голову лезут грустные мысли.

После развала СССР Полесская область оказалась в сухопутной изоляции от России, отрезанная недружественными, если не сказать более. Прибалтийскими государствами; визовый режим для жителей области был предельно упрощен, так что на машине теперь легче добраться до Берлина, чем до Смоленска. Ушаков пару раз со знакомыми гонял на машине в Германию с целью прикупить дешевый железный хлам на колесах, поскольку на приличную машину денег у него не было и быть не могло. И сразу бросалось в глаза постепенное окультуривание. окружающей среды с продвижением на Запад. Раздолбанные дороги, унылые бензозаправки, покосившиеся заборы и некрашеные, похоже, еще со времен немецкого владычества, дома - это наша, Полесская область. Заборы становятся чуть попрямее, дорога чуть менее колдобистая, дома чуть посвежее - это пошла Польша. Но пока различия не кардинальные. Здесь, как и в России, царит нездоровая мода на безвкусные кирпичные домища, порой размерами и украшениями попирающие все приличия.

Действительно, человек в добром здравии и в своем уме вряд ли возведет вон такой, приютившийся около дороги трехэтажный, космически безвкусный, украшенный гипсовой лепниной в самых непригодных для этого местах архитектурный "шедевр" в форме средневекового замка. Его хозяин полировал тряпкой стерегущего ворота безобразного гипсового льва. Он оторвался от своего занятия и проводил глазами "Рено" с русскими номерами и двумя антеннами на крыше.

- Поляки - вроде нас, - будто в такт мыслям Ушакова произнес водитель. Месяц назад в Варшаве был, машину перегонял. На заправке на три секунды сумку в туалете оставил. И нет ее. Шаромыжники!.. Это разве Европа?!

- Братья славяне, - кивнул Ушаков.

- А девочек на трассе здесь побольше, чем в Полесске, - причмокнул водитель, глядя на оставшуюся за кормой трассовую шлюху. - Ну чего ты руку тянешь? - хмыкнул он. - Руссиш полицай. Ноу бабок... Во, еще одна...

Шлюх здесь вдоль дороги на запад выстроилось куда больше, чем на такой же трассе в Полесской губернии. Их будто расставил какой-то эстет, ровненько, на расстоянии примерно пятьсот метров друг от друга вдоль всей трассы и одел в униформу - белые блузки, короткие юбочки. И все в одной позе - нога вперед, рука поднята - голосуют.

- Вот у немцев - там порядок, - с уважением произнес водитель. - Орднунг. Серьезные люди.

И тут он был прав. Граница с Германией - это переход в другой мир. Как в фантастическом романе - шагаешь в черную дыру и оказываешься на другой планете. Это царство орднунга - благословенного немецкого порядка. Здесь у тебя не сопрут зонт, который ты оставил в автобусе, а будут бежать за тобой через весь город и кричать, что ты его забыл. Тут нет некрашеных домов и кривых, ухабистых шоссе, на которых отваливаются колеса. Тут аккуратные немцы каждое утро моют асфальт перед своим "хаузом", часто шампунем, притом не из-за того, что, как гласит анекдот, они настолько страну загадили, а чисто по причине приверженности на генном уровне к орднунгу. И на оградах палисадничков с розами там висят таблички "частная собственность", что означает - эти розы никакой пьяный дурак не сгребет в охапку, чтобы преподнести своей тоже уже изрядно поддатой даме сердца. Орднунг - суть недостижимой в какой-то своей машинной размеренности, правильной и жутко скучной цивилизации.

Но на сей раз Ушакову не надо было в Германию. Ему нужна была Польша. Ему нужен был маленький двухэтажный отель, где банда Корейца выбивала деньги из морских волков, пробороздивших все моря и ставших жертвами пиратов сухопутных.

"Рено" остановился у подъезда нового здания управления полиции. Начальник криминальной полиции воеводства, седой, разменявший недавно полтинник Анджей Полонский, уже ждал их - по рации ему сообщили, что русская машина въехала в город.

Добрая половина криминала в приграничье связана именно с российско-польскими контактами, отсюда и отношения у коллег-полицейских тесные и взаимовыгодные, часто перерастающие в приятельские.

- Здравствуй, дружище. - Анджей с искренней радостью похлопал по плечам Ушакова, крепко пожал руку Гриневу. - Пошли, - он дал гостям знак следовать за собой.

По-русски Полонский говорил прекрасно, почти без акцента. Он в свое время учился в Академии МВД СССР, где, кстати, впервые и встретился с Ушаковым, пережил все чистки после падения социализма и прирос к своему креслу намертво.

Они прошли в просторный кабинет начальника криминальной полиции, в котором на видном месте под стеклом были знаки различия русской милиции и немецкой полиции, а также письмо за подписью начальника Полесского УВД с благодарностью за сотрудничество.

- Вот, - ткнул Полонский в точку на карте своего воеводства. - Здесь этот притон.

- Гостиница? - спросил Ушаков.

- Ну да, отель, - кивнул Полонский. - Кто там только не обитает. Ваши бандиты. Чеченские. Интернационал. Хозяин там такой. Отсидел одиннадцать лет еще до "Солидарности", старый мерзавец. Но ничего. Сейчас ему, как у вас говорят, мало не покажется.