Тральщики и сторожевые катера проходили в порту ремонт, каждую минуту им требовались сварщики и электрики, плотники и слесари, кабель и листовое железо, бензин и соляр - все это надо было доставлять на корабли. А сегодня был особенно беспокойный день. С утра не ладилась постановка тральщика в док, в телефонной трубке пропадала слышимость, и Назаров в десятый раз начинал ругаться с телефонисткой. Вдруг открылась дверь, и в комнату вошел контр-адмирал Фадеев.
Назаров встал из-за стола с телефонной трубкой в руке и, увидев контр-адмирала, поспешил к нему:
- Здравствуйте!
С досадой махнув рукой на такое сугубо гражданское приветствие, контр-адмирал спросил:
- Глухов уже прибыл?
- Так точно. Глухов находится на катерах.
- Пригласите его ко мне!
Глухов, помолодевший и веселый, влетел в комнату.
- По вашему приказанию…
- Ну поздравляю, Дмитрий Андреевич, поздравляю! - проговорил, улыбаясь, контр-адмирал, идя навстречу Глухову. Все находившиеся в комнате приветливо смотрели на Глухова. Оказывается, только что в штабе флота контр-адмиралу сообщили о назначении Глухова командиром 1-го дивизиона сторожевых катеров и о присвоении ему звания капитан-лейтенанта.
Контр- адмирал, продолжая разговаривать с Глуховым, придвинул к себе телефон, но позвонить не успел. Открылась дверь, и в комнату вошли флагманский артиллерист Федоренко и следом за ним худощавый, среднего роста капитан-лейтенант Терновский. [79]
- Товарищ контр-адмирал! Капитан-лейтенант Терновский, назначенный на должность флагманского артиллериста бригады, прибыл в ваше распоряжение!
- Так вот вы какой! Мне уже докладывали о вас, - с улыбкой проговорил Фадеев и опустил телефонную трубку на рычаг. - Это хорошо, что вы к нам назначены. У нас соединение большое, много плаваем, корабли получили новое оружие. А с чего вы решили начать?
- Если вы утвердите план, товарищ контр-адмирал, то мы с Федоренко просим разрешение завтра провести в море учебные калибровые стрельбы по щиту. Мы были на кораблях и проверили тральщики «Мина», «Искатель», и «Арсений Расскин». Они вполне подготовлены к стрельбе.
- То, что вы уже в море собрались, похвально! - ответил с удовлетворением Фадеев и посмотрел на Федоренко.
Федоренко подтвердил, что корабли к выполнению артиллерийских стрельб подготовлены.
В комнате стало очень тихо. Грохот, шум и говор людей в порту глухо доносились сквозь закрытое окно.
- Вы что же, успели основательно ознакомиться с нашими кораблями? - снова, обращаясь к Терновскому, спросил контр-адмирал.
- Мы с капитаном 2 ранга Федоренко только что с тральщиков. Кроме того, товарищ контр-адмирал, когда я был флагартом Новороссийского ОВРа, у нас длительное время стояли на ремонте ваши корабли «Искатель», «Мина» и «Армении Расскин». С организацией службы на тральщиках я с того времени знаком.
- Хорошо! - сказал контр-адмирал и встал из-за стола.
Терновскнй тут же сообщил по телефону флагманскому артиллеристу флота о том, что стрельбы назначены на завтра, и просил его на них присутствовать.
Фадеев вышел из комнаты, все офицеры последовали за ним. Когда садились на сторожевой катер, стоявший по корме линкора, солнце поднялось уже высоко и по-весеннему молодо и весело пригревало берег, море и корабли. На линкоре «Севастополь» принимали боезапас. Лязгали стальные цепи талей, и огромные снаряды скрывались в утробе корабля. Матрос висел на беседке за бортом линкора и начищал крупные медные буквы,
Контр- адмирал Фадеев стоял на левом крыле мостика и, разговаривая с Федоренко, изредка посматривал то на бушующий прибой, то на командира катера лейтенанта Верещака, находившегося у машинного телеграфа.
Терновский заметил, как Глухов подошел к командиру, что-то сказал ему и стал рядом.
Катер шел теперь в мутный грохочущий прибой. Командир катера должен был осторожно, чтобы не наскочить на отмель, и в то же время быстро и решительно рассечь толчею, образовавшуюся от встречных потоков речной воды и морского прибоя, и войти в реку.
Терновский почувствовал, как катер прибавил ход. Он шел сейчас прямо на корпус бывшего крейсера «Коминтерн». Когда крейсер был совсем уже близко, катер круто повернул вправо к низкому зеленому берегу. Командир еще раз перевел ручки телеграфа на «самый полный вперед».
На рассвете следующего дня тральщики вышли в море.
Все три корабля в этот день отстрелялись удачно.
Только вечером, перед наступлением темноты, Терновский на рейдовом катере возвратился на плавбазу. С сияющим обветренным лицом, с неостывшим нервным напряжением, когда в ушах еще грохочут артиллерийские залпы и под ногами качается палуба, Терновский докладывал начальнику штаба:
- Стрельбы прошли удачно! Лейтенант Смоляков с тральщика «Мина» прямым попаданием на восьмом выстреле подбил у основания стойку щита.
Выйдя из каюты, Терновский облегченно вздохнул. Первый экзамен в новом соединении он выдержал…
Глава шестая.
Хлопотливый день
Удивительно спокойно было в этой укромной гавани на Кавказском побережье. Совсем небольшое расстояние отделяло Батуми от шумного Поти, нашей главной военно-морской базы, но Глухову казалось, что он попал в иной мир.
И в бухте, и на берегу стояла теплая влажная тишина. На набережной в Батуми зеленели высокие пальмы. Только что отцвели белые, словно фарфоровые, магнолии. Аромат цветов доносился до причалов тесного порта и смешивался с запахами тины, рыбы и нефти.
Порт жил своей жизнью. Огромный танкер, стоявший на рейде, откачивал из трюмов мутную воду, и она лениво выплескивалась у борта. Шумел белый прибой у каменной кладки волноломов, скрипели сходни, -и легкий ветер гулял по гофрированным крышам пакгаузов.
Танкер «Кремль», налитый горючим до краев, в охранении сторожевого корабля «Шторм», тральщика «Мина» и трех катеров должен был выйти из порта с наступлением темноты. Но незадолго до назначенного времени на подходе к базе была обнаружена плавающая мина. Пока ее уничтожали и проверяли фарватер, короткая южная ночь стремительно шла на убыль. Наконец, глухо урча моторами, сторожевые катера первыми отошли от пристани и выскользнули из порта на внешний рейд. За. ними, всколыхнув в гавани воду и раскачивая стоявшие на якорях и швартовых суда, вышел танкер с кораблями охранения. [82]
На востоке над черными горами позеленело небо. Был тот замечательный час рождения нового дня, когда словно впервые видишь самые обычные вещи и предметы. Над широким, тихо ворчащим морем поднялся из воды сырой волнолом, с круглым, печальным, без огней маяком, на решетке которого сидели, нахохлившись, чайки. Обозначился берег с серой каемкой прибоя, вдоль которого бежали маленькие, будто игрушечные, вагоны пассажирского поезда. А у бортов корабля журчала и плескалась вода, сливаясь с ровным гудением моторов, посвистывал утренний ветер в голых мачтах и вантах, и назойливо пищала в радиорубке морзянка.
Генеральный курс конвоя был проложен по наименьшим допустимым глубинам, а вперед ушли самолеты МБР-2. Они просматривали весь район предстоящего движения кораблей.
Мы с Глуховым стояли на ходовом мостике катера 0141. Когда корабли, обогнув остроконечный мыс, шли вдоль побережья у высоких Кавказских гор, Глухов, снимая фуражку, сказал мне:
- Вот там, на зеленом холме у селения Дранды, лежат Иван Иванович и Борис Кучумов.
Я тоже снял фуражку и смотрел туда, где поднимавшееся за горами солнце уже окрасило и круглые холмы, и вечнозеленые деревья, и воду у берега в нежно-розовые тона.
Моего друга, флагманского штурмана нашего соединения Ивана Ивановича Дзевялтовского, похоронили на высоком прибрежном холме, откуда видно было бескрайнее Черное море, которое он так любил. На земляной холмик могилы положили его флотскую фуражку, побывавшую в боях и штормах, с позеленевшим якорем на золотой эмблеме, с крупинками соли, выступившими на козырьке.