Гулкий, он эхом отозвался на море. Прогремел второй. Это стрелял стоявший неподалеку - тоже без хода - бронекатер 34. Выручка пришла вовремя.
Немецкий торпедный катер круто развернулся и стал уходить под защиту берега.
Катер 0102 тихо покачивался на волне. Не выпуская из рук оружия, матросы продолжали стоять на палубе.
Только сейчас Марков почувствовал, что на мостике стало холодно. Пронизывающий ветер, как из трубы, дул из Азовского в Черное море. Торпедный катер скрылся, прожекторы погасли. Наступила глубокая тишина, и Марков услышал отдаленный стук мотора. Шум доносился со стороны Эльтигена. Вслушавшись в ритм работы мотора, Марков понял, что идет мотобот. Вероятно, он возвращался, высадив десант, или, может быть, заметив бедственное положение сторожевого катера, шел ему на помощь. Марков подал сигнал фонарем Ратьера: «Подойти к борту!»
Это действительно был десантный мотобот. Марков хотел передать на него и отправить на берег не приходившего в сознание Глухова и всех тяжелораненых. Сам же с оставшимися в строю матросами решил держаться в ожидании подхода своих дозорных кораблей.
Мотобот подошел к борту.
- Разрешите, товарищ командир, я возьму вас на буксир! - обратился к Маркову его старшина.
- Да ты вытянешь ли? - сомневаясь, спросил Марков. - Что ж, давай попробуем, - согласился он. - А как десант, добрался до берега?
- Высадили благополучно.
Боцман Тарасов подал с катера стальной трос. Завыл мотор, и сторожевой катер медленно двинулся за мотоботом.
С разрушенной рубкой, с развороченным форштевнем [198] и обгоревшим моторным отделением, с убитыми и ранеными на борту катер шел на буксире к своим берегам.
Марков спустился с мостика, подошел к тяжело дышавшему Глухову и наклонился над ним. Глухов был жив, но в сознание не приходил. Возле него все время находился боцман Тарасов. Марков подержал в своей руке слабую, но теплую руку Глухова и, вздохнув, снова поднялся на мостик. И в это время прямо по носу сторожевого катера показался силуэт какого-то корабля.
- Боцман, гранаты! - скомандовал Марков.
На море во время войны существовало правило: все корабли, подходившие ночью без опознавательных сигналов, считались чужими, и по этим кораблям без предупреждения открывали огонь.
Но на приближавшемся корабле замигали условные световые сигналы.
- Свои, - облегченно вздохнул Марков.
С подходившего катера-тральщика донесся взволнованный голос:
- На катере! Где командир дивизиона Глухов? Это был командир тральщика старший лейтенант Остренко, старый приятель и сослуживец Глухова. С катера ему ничего не ответили. Марков, стоявший на мостике, медленно опустил голову. Остренко понял, что с Глуховым что-то случилось.
- Скажите хоть, жив или нет? - снова спросил он, подойдя к самому борту катера.
- Тяжело ранен, - ответил Марков.
Остренко принял буксир с мотобота и кратчайшим курсом повел сторожевой катер 0102 к берегам Тамани.
Михаил Лукич Остренко понял, что Глухов ранен смертельно. Горький ком подступил к горлу, на глазах выступили слезы.
С Глуховым его связывала старая дружба. Они вместе начинали службу еще краснофлотцами на Черноморском флоте. Отслужив, остались на сверхсрочную, а затем вместе воевали.
В первую ночь высадки десанта на Эльтиген, когда катер-тральщик, которым командовал Остренко, был подбит и тонул, сторожевой катер 081, на котором Глухов возвращался после операции, спас корабль Остренко.
Уже перед рассветом возвращавшийся с моря дозорный сторожевик 098 догнал катер Маркова, медленно [199] идущий на буксире. Командир катера 098 принял буксир, а старший лейтенант Остренко ушел в Тамань. На берегу Остренко немедленно доложил контр-адмиралу Холостякову о том, что десант высажен, что корабли вели бой, что Глухов тяжело ранен и ему требуется срочная медицинская помощь.
Когда сторожевой катер Маркова входил на буксире на рейд Кротково, начал медленно падать снег. Он припорошил палубы кораблей, укрыл истерзанную и избитую землю. Ветер утих, поднималось солнце, и все вокруг засверкало и заискрилось.
Раненого Глухова снесли на берег и доставили в госпиталь в Тамань.
Шесть дней Глухов боролся со смертью, почти не приходя в сознание. Жизнь еле теплилась в нем. Он не разговаривал и почти никого не узнавал. Никого из близких друзей около него не было: одни погибли в боях или были тяжело ранены, другие дрались с противником.
17 ноября с утра было солнечно и морозно. Глухов попросил глазами перенести его койку к окну. Сестры приподняли Глухова, и он увидел в окно кусочек седого осеннего моря и сторожевые катера на рейде. Быстрый ветер распластал кормовые флаги, чайки проносились у покачивающихся мачт, и зеленые волны, обгоняя друг друга, по-прежнему бежали туда, где за далекими синими горами лежал Севастополь.
Яркое солнце освещало землю, корабли и море…
Глухов уронил забинтованную голову на подушку и закрыл глаза…
Тело Глухова перенесли в домик, одиноко стоящий у причалов, - поближе к морю и кораблям. Моряки уложили его на подвесную парусиновую койку. Ледяной ветер, врываясь в раскрытые окна, тихо раскачивал ее.
Со всех кораблей приходили прощаться офицеры и матросы. А потом возвращались на корабли и уходили в море освобождать крымскую землю.
…Гроб с телом Глухова был доставлен в Поти, где ждали его жена и дети.
А затем его установили для прощания в Доме офицеров. Глухова многие знали и любили на Черноморском флоте. Хоронить его собрались не только все катерники, но офицеры и матросы из других соединений и кораблей и много гражданского населения. [200]
Все мы, провожавшие Глухова в последний путь, рассудком понимали, что войны без жертв не бывает, но сердцем не могли привыкнуть к тому, что Глухова больше нет и не будет с нами.
Похоронили его у высокого Потийского маяка. Моряки положили у могилы железные корабельные якоря, девушки Грузии принесли осенние цветы.
Когда на море поднимается шторм, серые волны бегут на берег, лижут железные лапы якорей, бьются у подножия вечнозеленой могилы Глухова…
За мужество и отвагу, проявленные при форсировании Керченского пролива, капитану 3 ранга Дмитрию Андреевичу Глухову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.
Сорок дней и сорок ночей сражался эльтигенский десант. Положение его становилось порой критическим: десант задыхался от острого недостатка во всем - в пополнении, боезапасе и питании. День и ночь не стихали стрельба и взрывы как на берегу, так и в проливе. Поэтому командир дивизии полковник Гладков в ночь на 7 декабря предпринял дерзкую вылазку: десантники прорвали фронт противника на левом фланге - в районе болот озера Чурбашское, прошли по его тылам и заняли гору Митридат, у Керчи. Оттуда десант был снят катерами Азовской флотилии…
Теперь на крымской земле оставался один плацдарм, удерживаемый 56-й армией, позже переименованной в Отдельную Приморскую армию.
Успех высадки войск 56-й армии у Керчи и последующее бесперебойное боепитание в тяжелых условиях штормовых погод, артиллерийского обстрела и бомбежек стали возможными благодаря героизму моряков Азовской военной флотилии и умелому руководству со стороны командующего флотилии контр-адмирала С. Г. Горшкова.
Глава четырнадцатая.
Прощай, Кавказ!
На побережье Кавказа, почти у самой границы с Турцией, зима была удивительной. Вместо снега шли теплые проливные дожди. В Батуми и Поти предусмотрительные люди носили прорезиненные плащи и высокие сапоги. На асфальтированных тротуарах были сделаны решетчатые люки, куда уходили потоки воды. А в лесах Кавказа, у мутной реки, земля не успевала впитывать влагу. Вдоль берегового поселка блестело черное мокрое шоссе, по нему весело шлепали босоногие ребятишки.
Наша плавбаза по-прежнему стояла на реке. Здесь же находилась и плавучая мастерская «Металлист».
Есть труженики войны, о которых громко не говорят и победных реляций не пишут. Это рабочие и инженеры механических мастерских, обслуживающие подразделения береговых баз и портов.