Выбрать главу

Вот что я вам скажу: монстрами не рождаются, монстрами становятся. Нас определяют наши поступки, наше мышление, рассуждения, наше видение жизни. Вильям изначально рос в далеко не лучшей обстановке: его родителям было на него плевать, пусть далеко это не заходило, например, до насилия. Глядя на своих родителей, деспота-деда, он постепенно впитывал в себя их образы, строя свою собственную оболочку из гнили. Методом проб и ошибок Вильям пришёл к тому, что всё, что в этой жизни нужно, – это деньги. Деньги решают всё, – думал маленький Мелтон. Можно ли его осуждать за это? Не вижу в этом смысла, ведь все мы любим деньги. Только каждый по-разному добивается их. Один трудится на работе днём и ночью, другой обманом забирает у старушек квартиры. А Вильям решил идти по головам, чтобы вырезать для себя место во влиятельном обществе и стать тем, кто не станет считать эти чертовы деньги. И ведь у него получилось. До чего же целеустремленным оказался Вильям Мелтон. Дедушка наверняка будет гордиться мной, – самодовольно фыркал Вильям. Будет, милый. Определенно. Уж он-то точно будет тобой гордиться.

Вильям перекатился на другой бок, сопровождаемый мерзким скрипом, который резал уши, кровати. Правый бок оказался в ещё более плачевном состоянии, и Вильям, кряхтя, лёг на спину, сложив ладони на груди и судорожно вздохнув от резкой боли в позвоночнике. Он даже предположить не мог, что убьёт его раньше: эта идиотская кровать-садистка или годы заключения.

Глядя в потолок, он вытащил из кармана штанов изрядно помятую фотографию и поднёс её к лицу. Из-за жуткого освещения разобрать, что же было запечатлено на фотографии, было невозможно. Но это Вильяму и не нужно было: он уже назубок знал, что и где расположено на фото. Это была единственная вещь, которую ему оставили. И он дорожил ею, как бы это банально не звучало. Самое интересное ведь то, что это не банкнота.

Бежевая стена в позолоченную полоску и на её фоне маленькая белокурая девочка. Волосы прямо спадают с плеч и переливаются на закадровом солнце. Лицо пунцовое, даже недовольное: носик сморщен, щёчки покраснели, брови сошлись у переносицы, губки надуты бантиком. Хрупкие плечи напряжены, ладони в кулаки. Его маленькая малышка Грейси. Вильям вздохнул, засунул фотографию поглубже в карман и закрыл глаза. Хватит с меня на сегодня, – решил он.

Любил ли он её? Конечно. Но любовь эта была извращённой. Сам Вильям считал, что делает вклад в её будущее. Жизнь далеко не простая вещь, – рассуждал он, – ей нужно уметь правильно управлять. И он с малых лет учил её этому. По крайней мере, ему так казалось. И вот сейчас, когда его дочь засадила в тюрьму, он чувствовал не ненависть, а своего рода гордость. Ученик превзошёл своего учителя.

Что-то заскрежетало в скважине, а затем железная дверь распахнулась со стуком.

В дверном проеме стоял Майкл и улыбался, а позади него пара охранников с недовольными лицами. Поправив накрахмаленный пиджак непонятного цвета, Майкл сверкнул белозубой улыбкой и зашёл в камеру.

Вильям хмыкнул.

– Вильям Мелтон, как я рад тебя видеть, – отнюдь не доброжелательным голосом пробасил Майкл и подошёл к столу в середине комнаты.

Мелтон закатил глаза и планировал отвернуться к стенке, чтобы не видеть самодовольное лицо бывшего приятеля, но внезапно возникшие охранники перед его койкой одним толчком перевернули его на живот, сцепили наручниками руки на спине, а затем жестко подняли и поставили на пол.

Вильям зло прокряхтел проклятия, и тогда один из охранников, что отличался особой жестокостью над заключёнными, схватил его за шею и притянул к себе так, чтобы губы были около уха.

– Не рыпайся, Мелтон. Одно лишнее движение – и ты навсегда пожалеешь о том, что родился на свет.

– Ладно вам, мальчики. Не запугивайте моего друга, – прозвучал следом приторный голос Майкла.

Охранник дёрнул Вильяма в сторону и усадил на стул. Затем двое скрылись, перед этим что-то шепнув на ухо Майклу.

Когда же бывшие друзья остались наедине, Вильям позволил себе сплюнуть на пол, а затем вызывающе посмотрел в глаза Майкла.

– Ну что, не молчи, рассказывай. Как тебе новые хоромы? Достойные великого и непобедимого Вильяма Мелтона?

Вильям молчал. Говорить с предателем он не хотел. Более того, желал ему смерти.

Майкл закатил глаза.

– Не хочешь говорить – не надо. Тогда слушай, как я снес твой офис и построил на его месте…

– Мне плевать.

– Что?.. Что ты там бубнишь себе под нос? Проклинаешь меня, да? А я между прочим…

– Мне плевать, – громче повторил Мелтон и отвернулся.

Это не было ложью. Ему и в самом деле было безразлично, что стало с делом всей его жизни. Сейчас это уже не имело никакого значения.