Нет, от женитьбы мы уклонялись потому, что никто из нас не ждал от этого счастья. Вот почему Найла снова очень уверенно произнесла:
– Несомненно! – И встала: – Теперь мне надо подумать об одежде. Придешь ко мне в душ?
– Несомненно! – сказал я и присоединялся к ней, «Несомненно». Много раз мы произносили это слово, маскируя сомнения в тех вещах, которые на самом деле вовсе не были «несомненными». Мы с радостью плескались в воде, намыливали друг друга, но недолго, потому что заверещал телефон.
– О черт! – сказала Найла. – Нет, позволь мне, Дом!
Здесь было другое «несомненно», конечно же, я позволил ей подойти к телефону, поскольку звонившим мог оказаться любой, кому не следовало обо мне знать: менеджер, супруг, репортер, любитель скрипки, ухитрившийся раздобыть номер ее телефона. Да, я ее любовник, но оба мы прекрасно знали, что это не могло бы понравиться вышеупомянутым лицам. Этого не произошло, звонил тот, на кого я подумал. Кто иной мог оказаться в офисе в воскресенье вечером? Состроив на лице гримасу, Найла передала мне трубку она не очень переносила Джока. Или, по крайней мере, ей не нравился тот факт, что он знал о нашей связи. Она выпустила мыльную трубку из своей намыленной руки, и я едва не уронил ее. Но ухитрился сказать:
– Да, Джок?
Тут я на самом деле выронил трубку и поймал за шнур.
– Это по вопросу Сандии! – сказал он. – Снова звонили из Кэтхауза, сенатор!
У меня появилась тревога, потому что разговор о Кэтхаузе не телефонный.
– Да? – заинтересовался я.
– Они позвонили снова, сенатор! Сказали, что проверили отпечатки, запись голоса и внешность – все совпало! Они задержали одного человека и утверждают что это вы. Сенатор, они уверены в этом на все сто!
Плохо спавшей на большой, непривычно пустой кровати вдове послышался визг, а когда она пробудилась окончательно, крик продолжался. Тогда она подбежала к окну. За окнами ничего не было, кроме спящих лужаек ее владений. Она открыла окно с трудом (люди с небольшим доходом редко бывают на свежем воздухе), и усилившийся визг донесся вместе с запахом гниющего мусора. Кого-то насиловали? Или убивали? Но ничто из этого не было реально в тихой элегантности садов Кабрини.
АВГУСТ, 22, 1983 г. ВРЕМЯ: 02.50 НОЧИ.
СЕНАТОР ДОМИНИК ДЕ СОТА
В воскресную ночь из Вашингтона в Альбукерк было мало рейсов – и абсолютно никаких беспосадочных. Какое-то время я подумывал о том, чтобы принять помощь ВВС – но, в конечном счете, Джоку удалось впихнуть меня на Ти-Даблъю-Эй, улетающий в девять часов вечера. Летели пять часов, и между поясами была разница в два часа – к счастью, мне удалось немножко поспать между Канзас-Сити и Альбукерком. Этим закончился гражданский комфорт, а дальше все начиналось по-военному. Не видно, чтобы кто-нибудь из военных спал: они встретили меня штабной машиной, засекали мое движение через пустынные дороги и автострады до самой базы Сандия. Шофером была женщина-лейтенант морской пехоты из вспомогательных войск – охранники дружно поприветствовали ее жестами. Они не спросили документов – но, когда мм отъехали от поста, за нами двинулся бронетранспортер. Он сопровождал нас всю дорогу – через солнечные силовые установки, через ядерную зону, к зданию А-440.
Я был раньше в этом здании – оно называлось Кэтхаузом – Кошачьим домом. Королем Котов являлся полковник регулярной армии по фамилии Мартино; мы были довольно дружны, и я удивился, что он не позвонил мне лично – это могло быть случайной, неофициальной вещью.
Когда я вылез из машины, с транспортера спрыгнули три пехотинца и последовали за мной. Я начинал догадываться, что в моем визите не было ничего случайного. Морские пехотинцы не пошли со мной по лестнице и не сделали попытки преградить дорогу, еще меньше они не спускали с меня глаз
– от дверей и через залы до офиса Джейкоба Мартина.
– Доброй ночи, полковник! – кивнул я ему.
Он кивнул мне в ответ:
– Привет, сенатор!
А затем он спросил:
– Можно взглянуть на ваши документы?
Нет, это не было просто формальностью – Мартино внимательно изучил мои водительские права штата Иллинойс, сенаторский пропуск и пластиковый ярлык с отпечатками и магнитным кодом. Военный отдел создавал определенные неудобства тем лицам, которые не имели военного звания, но имели право иногда посещать секретные учреждения.
Он не стал читать, а вложил пропуск в один из настольных терминалов – наподобие тех, какие используются в модных ресторанах, когда вам нужно заплатить за ужин двести долларов по кредитной карточке «Америкэн экспресс» или когда вы отмечаетесь на выходе с работы. Но и это не полностью удовлетворило его.
– Сенатор! – сказал он. – Я хотел бы, чтобы вы назвали, где мы виделись в последний раз. Это было в Пентагоне или… где?
Я спокойно ответил:
– Вы прекрасно знаете, Джейкоб, что это было вовсе не там, а в Бока-Ротан, на конференции по теоретической технике. Мы были наблюдателями.
Он улыбнулся. Слегка расслабившись, вернул мне бумажник.
– Полагаю, это действительно вы, Дом! – сказал он. – Тот, другой парень не помнил ничего про Бока-Ротан.
Я хотел было спросить о «другом парне», но полковник опередил меня:
– Подождите минуту! Сержант, приведите задержанного в комнату. Мы хотим побеседовать с ним.
Он взглянул на выходящего из комнаты сержанта и сказал:
– У нас неприятности, Доминик!
– Потому что этот парень назвался мной?
– Он не говорил именно так, – сказал, нахмурившись, полковник. – Нас беспокоит другое: он ничего не говорит. Сначала мы подумали, что он – это вы. Теперь…
– Теперь вы так не думаете?
Полковник заколебался:
– Теперь… – произнес он. – Я бы не хотел говорить, но иного объяснения нет. Сенатор, этот человек – …Кот!
Фермер по имени Войн Сохстейфер, проснувшись под звуки ранних радиорепортажей Дабл-Джин-Эн, зевнул, потянулся, побрел к окну, чтобы посмотреть, как политы бобы на северном поле. Когда он открыл окно, даже завизжал от неожиданности: бобового поля не было! На том месте находился забор, около которого могли бы припарковаться тысячи машин, и длинное-длинное приземистое здание с вывеской: