- Не спеши. Прежде, чем взойдёт подобие солнца, нужно двадцать раз сделать ж-ж. Вот я сделал. Теперь снимаем стопор со второй рукояти. Видишь? Сделай это. Ощути сам движение.
Ну, с богом помолясь…
- Резко хлопаем по ней.
Ба-бах!
Как-то… не сильно громко. Взрывная волна большей частью ушла от нас за речку. Вздрогнула земля, дёрнулись, качнулись туда-сюда травы, за рекой в леске поднялась, суматошно каркая, птичья стая. Занервничали, заплясали кони свиты. Припал к земле, прижав уши, Курт. И сразу поднялся в стойку, оглядывая окрестности. Он-то уже привычен, не раз слышал такое, бывая со мной на полигоне.
Весна. Только-только начало отступать половодье. Все рощи набиты свежей зеленью молодой листвы. Вот только что выстрелившими, распустившимися листиками. Степь цветёт всем своим необозримым разнотравьем, пахнет волшебным коктейлем ароматов начинающихся жизней, юностью трав, их жаждой любви. Южное солнце ещё не придавило растения, не высушило кончики, листики, стебельки. Не заставило их одеревенеть. Каждый порыв ветерка - как из колониальной лавки. Густая, хоть пей, хоть режь, хоть на хлеб намазывай, смесь ярких, пьянящих запахов.
И тут мы. Со своим «голенищем сапога».
Дуб резко встрепенулся, показывая изнанку листьев. Затрещал. И развалился. Сначала дальняя его половина рухнула с обрыва в реку. Потом, постояв мгновение, и вторая половина завалилась в нашу сторону, шумя кроной и показывая бесстыдно белую поверхность свежего ращепа.
- Пойдём, хан, посмотрим поближе.
Я иду к бывшему дубу, Боняк… где вы видели идущего хана? Только в юрте или в отхожем месте. Боняк подымается на ноги, машет своим. Алу с нукером прыгают на коней, подхватывают узду ханского жеребца, скачут в обход - с той стороны приречной полянки склон не такой крутой. Следом Охрим гонит вестового и одного из мечников охраны. Как было уговорено: вооружённых людей возле предводителей должно быть поровну. Такая у нас… «очень дружеская беседа».
- Ата, что это было?
Фыркают, не хотят идти к дубу, кони, фыркает прибежавший Курт.
Запах. Резкий.
Сам тринитротолуол человеческий нос не отличает, хотя собаки находят без проблем. А вот сгоревший… Чувствуется какая-то химия. Бензол? В смеси с тухлыми яйцами? Что-то совершенно неуместное, чуждое здесь, в «Святой Руси», в Великой Степи, в 12 в.
Боняк молчит. Что он может ответить сыну? Боняк - мудрый, ребёнок прибегал к нему с вопросами и всегда получал доброжелательные, полные, обоснованные ответы.
«Папа может, папа может, всё, что угодно».
«Ата - знает всё!».
Нет, Алу, даже твой отец не знает чем в этот раз вспзд… да, именно это слово, «Зверь Лютый». Чем-то… дубо-повальным и дерево-кольным.
Пауза длится. Не надо разрушать авторитет хана-отца в глазах его сына.
- Штучка такая. Называется тол. На стройках применяем.
Боняк слез с коня. Обошёл место, потрогал места расщепления ствола. Поискал следы горения. Подобрал отлетевшую щепку, понюхал, покрутил в руках. Молча влез в седло.
Вот он сейчас скомандует «алга!» (вперёд), и они все ускачут.
Так это не самый худший вариант! Есть ещё «оларды кесіңіз!» (руби их!).
Молча доехал до кошмы, молча, только покряхтывая, слез с коня. Подал сыну чашку: ещё налей. Глаза прикрыл, сам неподвижен. Идол, факеншит. Баба каменная. Бабай.
Сидим-молчим.
Я этот, факеншит, квас возненавижу! Сколько можно в нём губы мочить!
- Оторвать голову. Каменной гадюке. Вот этим. Так?
Когда каменный бабай начинает разговаривать - это… впечатляет.
***
Про «сад камней» слышали? Во-от. Подчиняется нормам дзэн-буддизма, подчеркивает тягу к любованию природой, размышлению, уединению.
У меня - никакого дзена, любования и уединения. Да и сам «камень»… не пятнадцать, а один. Но какой! Большой, древний, говорящий...
При разговоре с камнями важно не суетится. Многословие и поспешность - особенно глупы и неуместны.
***
- Да.
Помолчали. Посмотрели долго и внимательно в стаканы.
При таком тщательном разглядывании можно, пожалуй, и микробов на донышке разглядеть.
Спокойно, Ваня, не суетись под топором. Ты индустриальник, он - кочевник. Уважай собеседника, итить тебя, притормаживать.
У хана - вековые традиции, народные обычаи, мудрость поколений. Не надо навязывать ему свой темп жизни, свою цену времени. Степняк привык жить неторопливо. Ждать - основной труд всякого кочевника. Ждать окота и приплода, оттепели и снега, восхода или заката, похода или набега.
- Как?
Во-от! Конкретика крепчает. И от этого становится ещё тревожнее: а вдруг он в последний момент, уже узнав мой сценарий, скажет: не, фигня всё это. И уйдёт.