Дальше мы говорили на кыпчакском. Боняк то ли подзабыл русский, то ли посчитал, что переходить ему, хану из царского рода Элдари, на наречие землеедов - недостойно.
Молчание затягивалось, и я не выдержал:
- Мне говорили, что ты идёшь под руку к Кончаку.
- Х-ха… Я иду в поход. На Русь. За славой, за добычей. В поход идут многие ханы. Один из них Конча-хан.
Мне докладывали, что предводитель похода - Кончак.
Племенные ополчения, главнокомандующего, чей приказ обязателен к исполнению - нет, решения принимаются советом с учётом мнения всех. Консенсусом. Всеобщим согласием. Если кто-то не согласен, то его уговаривают, подкупают, запугивают. Но снять с должности, заменить другим - невозможно. Можно в ссоре зарубить. Такое изредка случается. Тогда отряд в лучшем случае - просто дезертирует. В худшем… как монголы поступили с мордвой под Сандомиром: разоружить и вырезать.
Боняк подчёркивает коллегиальность, традиционное равенство всех ханов. Кончак - «один из многих». А в реале - он самый важный, самый авторитетный. Он решает.
А не обманывает ли Боняк сам себя? Понимая уже свою подчинённость, но старательно напирая на формальное равенство? Врёт? Не только мне, но и себе?
Боняк осторожно поставил чашку на кошму, вытер пальцем усы, глянул на меня прямо. Насмешливо. Посмеиваясь над молодым, глупым и наглым лысым землеедом, собравшемся чего-то выпросить у старого хана. Вымолить что-то для своих нищих подданных.
«Что-то»? - Разрешение жить. Дозволение и дальше ковырять свою тощую сырую землю. Коптить Великое Небо дымом очагов своих вонючих избушек. Растить своих девок и отроков для удовольствий степных воинов, для невольничьих рынков. Надежду на надежду. Что не убьют, не угонят, не сожгут. Не в этот раз.
Кыпчаки уже наточили сабли, уже оседлали коней. Теперь «серых журавлей Степи» ничто не остановит. Но он будет милостив, бывшему кормильцу любимого сына можно сделать поблажку, успокоить юнца.
- Не тревожься. И мои люди, и беруковичи хана Беру пойдут не на север, в твою сторону, а на запад. Самый богатый город - Киев. Там вьюки наших коней наполнятся дорогими вещами.
Продолжает насмешливо, чуть покровительственно, рассматривать меня:
- Ты зря гнал коней. Мог, как все ваши, ходить в церковь, молиться. Достаточно было просто прислать сеунчея.
Добрый дедушка в несказанной доброте своей успокаивает испуганного соседского мальчишку.
Увы, Боняк, эти маски не для нашей пьесы.
***
«В одесской аптеке:
- Есть ли у вас что-нибудь для седых волос?
- Конечно! Таки глубокое уважение...».
Уважение в безопасной концентрации - единственное, что есть у меня для твоих седин.
***
- Киев - большой город с крепкими стенами.
- Х-ха… Но ты взял его.
- Да. Алу, наверняка, рассказывал как. Кыпчакам так не повторить.
Щелчок по носу. Вы, конечно - ого. Но как я - не сможете.
Теперь он либо гонореет: да я! да мы! А ты вооще - никто! Возвеличивание статуса.
Либо начинает о деле.
Может просто нахамить, типа: ты, лягушка из топей смрадных, поквакал и в тину. Рядом с ханом держи рот закрытым, пока не спросят, а уши открытыми, чтобы не пропустить мудрости.
Запросто. Но это не стиль мудрого Боняка. И такое расстроит Алу.
Налёт покровительственности ещё остаётся, но взгляд и голос твердеют:
- Твой способ - не единственный. Нынче русские режутся между собой. Они сами откроют ворота города.
- Мудрый Боняк помнит, как лет двенадцать назад стоял перед Черниговом? Тогдашний твой союзник князь Изя Давайдович обещал, что его «должники» откроют ворота. И чем дело кончилось?
Злится хан, злобеет. Эт хорошо. Как с луковицей. Первая шкурка, пренебрежительно-покровительственная, уже слезла.
«Кто его раздевает - слёзы проливает» - русская народная мудрость.
Как бы до «пролития слёз» не докатиться.
***
«Толерантность - это когда задница дымится от злости, а голова улыбается и кивает».
Улыбаюсь, киваю.
***
- В тот раз в Чернигове сидел Свояк. Сильный правитель и славный воин. Он выловил «должников» князя Изи и казнил. Нынче в Киеве нет головы. Одни местные режут других. Они убили вашего князя Глеба. Нынче там власть… смутьянов. Которые будут рады гибели государевых гридней под саблями кыпчаков. Они ненавидят вас больше, чем нас. Они пустят нас в город. Для защиты от Боголюбского. Мы возьмём всё. И уйдём. По просьбе вашего Государя. В мире, любви и душевном согласии. Ещё и выкуп получим. За мир, за знатных полонян из ваших.
Боняк радостно щерится. Наслаждается. Превосходством мудрости степняков над тупостью землеедов.