Полураспахнутая жарко дышащая пасть, два ряда здоровенных острых блестящих белых зубов... приближаются к вскинутому лицу ханыча…. Одно движение этой древней машины убийств… И оно случается: быстро, почти незаметно глазу, выскакивает язык. И облизывает Алу лицо.
Тот ахает, отшатывается. Свитские у реки вскакивают на ноги уже с клинками в руках. Курт отбегает в сторону, ко мне за спину: «ну их нафиг, этих придурков» А Алу вытирает лицо и несколько смущённо выговаривает:
- Ну чего ты, ну чего… Вот, теперь весь мокрый…
Доволен. Рад ласке давнего друга. Рад и публичности.
Про легендарного Боняка Серого Волка в русской летописи под 1097 г. сказано о волховании хана перед битвой на Вягре: «...и яко бысть полунощи и встав Боняк и отъеха от рати и поча волчьски выти».
Алу не выл по-волчьи, но теперь по Степи пойдёт сказ о его смелости, о том, что он не только подобно прадеду «говорит с волками», но и целуется. Даже с легендарными чудовищами князь-волками.
Рядом слышимый выдох. Хан Боняк выдохнул. Убрал руку с сабли, за которую схватился, даже не осознавая. Испугался. Понял это. Понял, что я понял. Сейчас разозлится. Упредить.
- Курт, это хан Боняк, внук Боняка Серого Волка. «Поющие с волками» - большая редкость. В твоём народе должны знать о нём. Серые волки - ваши младшие братья. Хан, протяни руку. Под нос волку, ладонью вверх. Чтобы он запомнил твой запах.
***
В 21 в. лидер одной страны пригласил в гости лидерку другой. Внезапно, в ходе их дружеской беседы в комнату вошли большие собаки. Говорят, у лидерки был страх собак с детства. Говорят, средство психологического давления при дипломатических переговорах.
Не здесь.
Степняк живёт среди собак, здоровенные пастушеские кудлатые псы всегда на глазах.
«Забежавший на территорию больницы бультерьер вылечил троих, страдающих параличом ног, и ещё двоих избавил от запоров».
Мы не в больнице, а в Степи, Курт не бультерьер, а князь-волк. Хотя… от запоров тоже может вылечить.
***
Степняк не боится одинокого волка. Тем более на свету, летом. Вот если стая зимой… Тут - один. Но очень большой. Зверь из сказки. Отдать ему правую руку… надеясь лишь на послушание серого чудовища лысому сопляку? Всей защиты не славная сабля, не резвый конь, а только доброе отношение этого странного полу-князя? Который всего десятилетие назад был тощим и глупым полу-ублюдком…
Был бы хан мусульманином - нет вопросов, в исламе собака нечистое животное. «Фу, гадость! Уберите!». После прикосновения обязательно помыть руки.
У тенгрианина другие табу, собака - добрый друг.
Просто отказаться… струсить… на глазах у сына… Алу возится с этим… серым убийцей… как со щенком, а он?
«Ата, ты испугался?».
Ответ не важен. Одна возможность такого вопроса…
Хан протягивает ладонь. Курт принюхивается. И начинает двигаться. Не отрываясь носом. Вверх по рукаву. За спину хану. К его затылку. К шее. Нюхает там. Дышит.
И я вижу ужас в распахнувшихся глазах хана. Он не видит волка, но чувствует его дыхание. Он беззащитен. Его жизнь и смерть в руках чудовищного зверя. В зубах. Если челюсти сомкнуться на затылке… прокусят мышцы… вырвут позвонки… оторвут голову… Он бессилен этому воспрепятствовать. Ничего не изменить. Беспомощность. Одна надежда на… на этого плешивого. Что тот не позволит. Не разрешит убийце убивать. Не прикажет сам. Только благоволение князя Ивана. Его разрешение жить дальше.
Страх свойственен всем. И ханам тоже. Опытные, крепкие люди могут его подавить. Сохранить самообладание. Нужен опыт. Уверен, что Боняк не боится ни волков, ни больших собак. Но князь-волка он видит первый раз в жизни. Слишком большой, слишком удивительный. Чудовище из детских сказок.
Ничего, Боняк, вытерпишь. Я-то перетерпел. Когда-то давно на «воровской заимке» возле Пердуновки. Тогда я был мелким, глупым, голым, безоружным и бестолковым. Меня обнюхивал не известный, почти домашний, с почти хозяином рядом, а безымянный дикий зверь. Который пришёл ночью из леса. Ничем, кроме каких-то непонятных, непредсказуемых предпочтений в своём дико-зверском мозгу, не ограничиваемый. А я прост наглел. Безбашенно, пофигистически. От совершенного непонимания этого мира, от его бредовости и сумасшедшести. Понимая умом возможность смерти. Её близости даже не на вытянутую руку, а на пол-ладони. И наплевав на эту возможность. От постоянности ощущения присутствия смерти за спиной. В разных формах. Непредсказуемых, непредвидимых. Устал бояться, надоело. Если столько раз обошлось, то и нынче… Обойдётся. Или нет. А и пофиг.