— Посмотри, что стало с нашим домом и кто там теперь живет. Вернемся мы туда или останемся здесь, но ты, Мотл, все равно поступай там, — наставляла его Дина, собирая в дорогу.
Дина отдала ему весь заработок, полученный ею накануне его отъезда.
— Мы здесь как-нибудь перебьемся. Через две недели я снова получу деньги…
В Донецке многие улицы зовутся «линии» — первая линия, вторая линия… Учитель математики Григорий Абрамович Ленович до войны жил со своей семьей на 13-й линии, где были маленькие домишки с крохотными двориками… Откуда ни посмотришь — виден террикон шахты.
Прибыв в Донецк, Мотл поехал к дому, который их семья покинула летом сорок первого. По всем признакам, чемодан, который он нес в руке, должен был стать намного легче, ибо от продуктов, находившихся в нем — буханки хлеба, лепешек, сырников, — не осталось и следа, все это было съедено за время долгого пути. Однако Мотлу казалось, что чемодан стал не легче, а тяжелее. Он поставил его у калитки «своего» двора. Женщина в сером платке стояла на верхней перекладине стремянки и белила переднюю стену дома. Судя по всему, работу эту она начала недавно. Возле ведра с известью прыгала, будто играя в «классы», девочка лет одиннадцати-двенадцати.
— Настя! — крикнула ей женщина с лестницы. — Возьми ведро в прихожей и ступай за водой. В доме нет ни капли воды!
Настя вошла в дом, а когда вышла обратно, увидела возле калитки незнакомого молодого человека. Говорят, пустое ведро — недобрая примета, но появление девочки с пустым ведром не вызвало у Мотла неприятного чувства, напротив, он почувствовал себя свободнее, увидев подле себя девочку с вымазанным известкой лицом и рыжими волосами, шевелившимися от слабого ветерка.
— Постой-ка, не беги так, — окликнул ее Мотл. — Ты живешь в этом дворе?
— Да, я тут живу. — Голубые глаза ее уставились на незнакомца.
Мотл, немного помолчав, сказал:
— Это мой дом.
— Твой дом? — девочка поставила ведро, распахнула калитку и пропела звенящим голоском, обрадованная возможностью поведать любопытную новость: — Бабуля, слезай с лесенки и иди сюда!
— Ты все еще не принесла воды? — женщина повернула голову к калитке, и Мотл увидел старое, морщинистое лицо. Такая же старая, морщинистая рука держала кисть.
— Слезай, бабуля! Ты послушай, что он говорит. Он говорит, будто мы живем в его доме. — Настя показала рукой на Мотла и на его чемодан, словно на одушевленный предмет, который тоже претендует на роль хозяина этого дома.
Мотла взяла досада: зачем с ходу выпалил, что это его дом? Еще и во двор не успел войти и сразу зашумел.
Старушка принялась осторожно спускаться с верхних ступенек, и чем ближе становилась последняя, нижняя ступенька, тем с большим любопытством глядела в сторону калитки, желая поскорее узнать, что там происходит.
Мотл поднял чемодан и вошел во двор. Настя, оставив ведро на улице, у ворот, вошла вслед за ним. Тем временем женщина уже спустилась с последней ступеньки лестницы.
— Он говорит, что это его дом, — повторила Настя.
— Его так его, — усмехнулась женщина. — Для чего же я тогда белю стену? — Крупицы известки на лице, казалось, тоже посмеиваются. — Ты кто?
— Я — Ленович, Мотл Ленович.
— А где твои мать, отец?
— Они умерли.
— Стало быть, ты остался один?
— Нет, у меня есть еще брат и три сестры.
— Где они живут?
— В Васютинске.
— В Васютинске? Где это?
— Далеко отсюда. На Севере.
— Так ты один сюда приехал?
— Пока что один. Собираюсь перевезти всю семью.
— Куда перевезти?
— Сюда, в Донецк, в наш дом.
— Вы раньше жили тут?
— Да. Отсюда во время войны эвакуировались.
Женщина смотрела на Мотла, и лицо ее выражало противоречивые чувства. Ей хотелось сказать этому парню, чтобы он уходил. В этом доме на законных правах живут новые жильцы, которым нет никакого дела до бывших его хозяев. Но было и другое чувство. Человек с дороги, наверняка устал, да и проголодался тоже. Как это можно не пригласить его зайти в горницу?
— Уже который год тут живем, — сказала она. — Вселились по ордеру. Скоро придут с работы зять и моя дочка, они тебе и предъявят документ. Ты подожди их.
Она пригласила Мотла войти в дом. Вот они, знакомые издавна две маленькие комнатки с низким потолком. В этих комнатках, в этом дворике прошло его детство. Но этот дом, без отца, без матери, теперь казался чужим. Более родным был тот, другой, который Мотл оставил в Васютинске.